веки и пришлось открыть глаза.
Он видел перед собой стекло, а за ним быстро сменяющие друг друга кроны деревьев, сквозь которые пробивалось яркое, до рези в глазах солнце и голубое, как озерная гладь, небо. Парень сделал глубокий вдох и в сознание мгновенно проникло сотни незнакомых и таких родных запахов. Он полулежал на чем то мягком, подскакивающем, время от времени, ладони упирались в бархатистую поверхность, как у мха.
– Але, малец, уж третьи петухи пропели. Пора подниматьси, я уж чаю с малиною заварил. Поешь да пойдем за пожитками твоими.
Как же не хотелось возвращаться из этого теплого и такого родного сна, в котором было все так незнакомо. Нехотя Федор перевернулся на другой бок в сторону костра, где уже закипала вода с малиновыми листочками и веточками. По всей землянке стелился удивительный аромат и казалось, что сейчас начало июля, мама пошла за молоком и оставила на печи томиться малину для варенья. И так стало уютно, даже радостно, Федя почувствовал себя маленьким, и готовым ко всему, чему угодно.
Парень резво сел на своей импровизированной кровати и принял из рук дедушки Степана кружку с душистым чаем, а к нему сухарь из белой булки. У них в лагере тоже были сухари, но больше ржаные, темные, а это был беленький, с небольшими темно-желтыми вкраплениями.
– Шо пялисси, аль сухарей никогда не видывал? Ты в кружку макай и кусай, а потом чайком сверху запей. Вот тебе яичко еще, только сегодня из под курочки.
– У вас и куры есть?
– А как же. Что ж я по твоему дикарь какой-то. Куры есть, козочки и кролики, были утки даже но хворь их скосила какая-то, последняя 3 месяца как померла.
– А чего сухари такие белые, дедушка?
– Так булка то пшеничная была, вот и белый сухарь. А пшеницы у меня немножко. За землянкой деляночку сею каждый год, потом собираю. Смолоть сложнее с каждым разом, жернов то ручной, с ним силы нужны, чтобы управляться, а дед Степан чай не молодеет. Вот смолю мучички мешочек, потом булки пеку на меду и закваске молочной. Потом из булок сухари сушу, чтоб подольше сохранились. Да плохо пшеница растет тут, не нравится ей земля лесная. А к полям идти долго, я старый уже. Сколько вот смог еще несколько лет назад земли сюда натаскать, на том и сею. Ну что поел?
– Да, дедушка, спасибо. Очень вкусно было. Давно я так не завтракал, все мясо вяленое да сухари ржаные с сушеными грибами.
– Ну давай тогда собирайси и пойдем, покажу где тебя нашел и мешок заберешь свой, а там уж решишь, до лагеря свого пойдешь, иль у дедушки погостишь еще.
И старик, хитро прищурившись, вышел из землянки. Только сейчас Федор разглядел, что выход располагался слегка сбоку и уходил почти под потолок. Наскоро дохлебав чай и проглотив остатки сухаря, парень натянул шапку, обувь, куртку и вышел вслед за дедом.
На улице в глаза ударило низкое серое солнце. Лешему подумалось, что оно не такое яркое, как… Он осекся. Как где? А вот как где, он никак не мог себе ответить, но почему-то знал, что не такое.
Они стояли на полянке, а сзади возвышался небольшой