Дядя Вольф, насколько я знаю, вообще ни на кого не полагался.
Я плюхнулась в кресло.
– Шампанское кончилось. И виски тоже на исходе.
– Уже? – Он схватил потертую тетрадь и пролистал. – Мне казалось, мы кое-что припрятали за кулисами.
– Его отыскали твои томимые жаждой братья и сестры.
Шампанское на первом представлении было давней традицией, и у дяди Вольфа не хватало духу от нее отказаться. Он не хотел, чтобы его семья о чем-то тревожилась.
– Ты позвал бутлегера[1]?
Его нелепая клоунская улыбка сжалась в жутковатую красную линию. Я не раз замечала, как взрослые мужчины вздрагивали при виде дяди Вольфа в полном гриме.
– Не нравится мне этот твой план.
– Есть идеи получше?
– Нет, – признал он. – Если сегодня не заключим контракт на спиртное, то завтра или откроемся всухую, или не откроемся совсем.
Потеряв дар речи, я откинулась на спинку шаткого кресла. Когда наш замечательный остров захлестнули ураганы, дядя Вольф держал двери открытыми. Когда из Нью-Йорка прибыл целый паром недовольных пуритан, перекрывших нам все дороги, он держал двери открытыми. Когда погибли в волнах лучшие из нас, когда Большой шатер был окутан черным саваном горя и даже моя щеголеватая бабушка месяцами не снимала ночной рубашки… Даже тогда дядя Вольф держал двери открытыми.
Но сейчас моему неугомонному дяде стало страшно. Он испугался сухого закона.
Поначалу мне представлялось, что новый закон затронет разве что далеких от нас жителей материка, а нашему чудесному острову Шарман ничто не грозит. Но беда пришла и к нашему порогу.
– Значит, сегодня, – выдавила я и гордо вскинула подбородок, чтобы он не подумал, будто я нервничаю.
Дядя Вольф покачал головой:
– Не могу просить тебя об этом. Ты еще совсем дитя…
– Мне восемнадцать. У моих ровесниц на материке уже по двое детей.
– Твоя мама не хотела бы, чтобы ты вступала в отношения с кем-то из треклятого семейства Хроносов.
Его темные глаза устремились к фотографии, стоявшей в рамке на столе. Все восемь детей Наны в полной сценической экипировке. Все привычно смеются. Раскатистый смех, звон бокалов, рокот барабанов – эти звуки сопровождали меня все детство.
Потом нагрянула беда. Нана плакала навзрыд. Брешь, пробитая в нашей семье, была так широка, что мы не понимали, как быть дальше. Но шоу Ревеллей продолжалось. Как обычно.
Я встала с кресла:
– Но еще мама точно не хотела бы, чтобы мы пошли по миру. Не надо придавать этому такого большого значения, дядя Вольф. Мы оба знаем, что мой план хорош. Так придет этот тип или нет?
Нана говорила, что в нас, Ревеллях, течет кровь великанов, которая дает о себе знать каждые несколько поколений. В это легко верилось, когда дядя Вольф вставал в полный рост – он возвышался надо мной на добрых полметра.
– Малыш бутлегер