женщине, «которая в обозримом будущем осознает удобство дома престарелых» – выражение агента по недвижимости.
Помню как вчера: когда нас впервые провели по дому, было начало марта. С балкона второго этажа я выглянул в сад. Раньше я почти не имел дела с садами, у меня даже было явное отвращение к уходу за цветами и другими растениями – такое сильное, что растения, временно доверенные моим заботам, уже через несколько дней начинали вянуть и теряли большую часть листвы.
Но этот сад сильно одичал – он весь зарос травой, а из травы высовывалось множество цветов, названия которых я не знал: такие обычно встречаются лишь по насыпям вдоль больших рек или на разделительных полосах скоростных шоссе. В середине был маленький пруд, заросший ряской; возле него на настоящем стволе стоял птичий домик, где порхали, щебеча, десятки птичек, что создавало приятную атмосферу.
– Не знаю, как вы относитесь к лягушкам, – сказал агент по недвижимости.
– К лягушкам?
– Мне рассказали, что в пруду водятся лягушки. Одни считают это чем-то идиллическим. Другие терпеть не могут…
А потом он спросил, не хотим ли мы осмотреть первый этаж; не важно, дома ли жиличка, ведь я – новый владелец, которому должны переводить «нищенскую плату» за аренду в размере двухсот восьмидесяти шести гульденов. Если бы я смог уговорить жиличку провести – за мой счет – центральное отопление и сделать двойное остекление, то в соответствии с балльной системой можно было бы сразу поднять арендную плату до тысячи гульденов, продолжил он.
– Сколько лет вашему сыну? – спросил он.
– Девять, – ответила Кристина.
– В этом возрасте дети зачастую создают много шума, – заговорщически сказал агент. – Или крутят музыку на полной громкости. Я бы сказал, что скорейший отъезд соседки в дом престарелых отчасти зависит от вас.
Очень хорошо помню, как я заметил, что мне не нужно осматривать первый этаж, что я уже получил некоторое представление о доме, взглянув на сад. Как уже говорилось, дело было в марте.
В середине апреля мы перебрались в новое жилье, а в начале мая, в первый теплый день года, впервые почувствовали этот запах. Сначала я думал, что он доносится издалека – в такие дни до окраин города порой долетает и запах навоза, – но вскоре мы осознали, что его источник находился в самом доме. Точнее, на первом этаже.
Этот запах представлял собой нечто среднее между смрадом верблюжьего загона и тошнотворной вонью от неплотно закрытого туалета – вроде тех, какие встречаются главным образом в кемпингах. Кисло-сладкий, но приправленный аммиаком, так что глаза слезятся. Он поднимался через щели в паркете, висел в холле, будто полоски тумана над болотом, а потом перемещался – медленно, но верно, как губительная зараза, – этажом выше, где находились наша с Кристиной спальня и комната Давида.
Но вообще-то, местом, откуда шел этот запах, где он начинался, была, должен я сказать, лестничная клетка, ведущая к наружной двери. Источник находился там; несомненно, в этом месте