как к отцу. Я и по возрасту им в папки гожусь.
Китаец растерянный, но добросовестный. Война за три недели вывела из него пацанство. В глазах виден детский испуг. Мальчишка. Не сломался бы. Командиры видят добросовестного бойца и начинают его в самую жесть отправлять.
20 июля, вечер
Получили паёк на выход. Упаковались. Полная готовность за полчаса до машины. Сидим, ждём.
Яруса вызвали по рации к медикам. Осмотрели. Запретили выход. Завтра повезут к невропатологам.
В команде осталось четверо. За пять минут до выхода командир дал отбой группе. Замену найти не успели.
Группа идёт по сумеркам, когда чубатые птички не так отчётливо видят. Либо ранним утром, либо вечером. Днём и ночью никто не ходит.
Чубатые птички – глаза нациков.
Выход перенесли на завтра. Точно неясно, идём утром или вечером.
Я не чувствую волнения. То есть совершенно. Спокоен и холоден.
Сделали летний салат (огурцы, помидоры, лук, чеснок). Съели.
Сегодня самая подходящая погода для выхода. Назревает дождь, а по дождю идти безопасно. У нациков нет глаз.
Согрел себе воду для душа. Если уж не вышли, так хоть вымоюсь. Последние пару дней так бегали, что приходил уставшим и сил не было помыться.
20 июля, ночь
– Студент, в каком институте учишься?
– М-м… Не скажу, вдруг уйдёт инфа…
– Уйдёт, конечно!
21 июля
Всю ночь лил дождь. Несколько раз просыпался то ли от грозы, то ли от бабахов. В дождь не бабахают. Значит, от грозы. Раскатистой грозы, похожей на залповый огонь из тысячи орудий.
Сильно болит голова. Перекурил вчера, наверное, или давление на погоду. Вчера так упаковался, что забыл, куда сунул таблетки от головы. Жгут и турникет вижу, а простых таблеток от головы – нет.
Яруса перевели в комендантский взвод. Сава уходит спать в другой дом. У него там приятель. Здесь нас трое. Два в доме, один во флигеле. Во флигеле – это я так для красоты называю летнюю кухню – сплю собственной персоной. В доме – Давинчи и Седой.
Дождя уже нет, а гром гремит и гремит, или это уже не гром?
Новостей никаких. Ждём команды.
21 июля, день
На низком старте вторые сутки.
Давинчи почистил автомат. Пока разбирал, обматерил весь белый свет. Нельзя на дорогу поминать Божью Матерь с бранью вперемежку. Но я не останавливал. Старался не слушать, да и не хотелось конфликтовать перед выходом.
Помог ему открутить огнегаситель. Не поддавался. Вставили сверло в дыры. Я держал ножницами блокатор и сам автомат, а Давинчи молотком по сверлу бил. С горем пополам открутили.
Ушёл к себе во флигель, слышу, опять матерится и зовёт меня. Автомат почистил, начал собирать, а крышка в пазы не встаёт. Кричу: погнулась, наверное.
Вспомнил, как на первом круге такая же история была с Ошем. Он долбанул по крышке, желая выпендриться – с огоньком захлопнуть, а крышка вместо того, чтобы войти в пазы, погнулась. Тогда чуть ли не весь