У нас началась паника, мы расплакались. Ещё же маленькие были, мне не больше восьми лет.
Что мы с Серёжкой только не делали, чтобы оживить младшего! Ведь реально подумали, что он умер. И протирали лицо, и прикладывали лёд на лоб. Тормошили его, пели, кричали. У нас были воздушные шарики. Мы махали перед ним. Он лежал белый как полотно, не шевелился. Нам казалось, что прошла целая вечность, когда Дима стал подавать признаки жизни. Порозовел, заморгал глазами, слава богу, очнулся! Что это был за приступ, я не знаю до сих пор. Но я так хотела, чтобы он очнулся, так неистово просила у неведомой мне тогда силы не забирать брата, что поверила в чудеса.
Диме не было и трёх лет, когда не стало мамы. Он остро в ней нуждался. Поэтому с лёгкостью стал называть мамой мачеху, тетю Люду. Он не ругался с ней, как мы с Сергеем. Был очень дружен с её дочерью Леной, они были погодки.
Нехватка материнской любви давала о себе знать и во взрослом возрасте. После женитьбы Дима стал звать мамой и тёщу. Я же никого больше не могла называть этим словом. Очень тепло относилась к своей свекрови, но в моей голове и сердце не умещалось, как можно назвать мамой постороннего человека. Это лично моё ощущение, у всех по-разному.
После первого класса Димку оставили на второй год и перевели во вспомогательный интернат. Сейчас такие школы называются коррекционными. Ему поставили диагноз – лёгкая умственная отсталость. Это больше задержка психического развития. Но к повседневной жизни Дима был достаточно приспособлен, во многом сообразителен.
Когда он закончил училище по специальности штукатур-маляр, в его дипломе не было ни одной тройки, даже по общим предметам! Страдало в основном абстрактное мышление. Не мог объяснить смысл пословиц и поговорок, когда сдавал на права, например. Но если брать этот критерий умственной полноценности, то у нас в администрации многие испытывали затруднения в этом вопросе у психиатра при прохождении диспансеризации. А на муниципальной службе работают люди только с высшим образованием. Как всё неоднозначно в этом мире!
Димке исполнилось двенадцать, когда папка с мачехой уехали от нас и мы зажили одни, без пьянок и скандалов. Я оформила опекунство над братьями. Ему тоже пришлось рано стать самостоятельным и полагаться во многих вопросах на себя. Я не всегда знала его проблемы. Но в общем, он умел ладить с людьми, его редко обижали.
В позднем подростковом возрасте меня вызывали в школу по поводу поведения и учёбы. И всё равно большинство педагогов относились к нему тепло, сердечно. Со мной Димка никогда не ругался, не спорил, был отзывчив на любую просьбу. Только один раз мы поговорили с ним на повышенных тонах. Ему было семнадцать, и он решил жениться. Это было по-мужски, т. к. любимая девушка ждала ребёнка. Меня он упрекнул, что я не знаю по-настоящему его жизнь и какой он. Что ему не хватало материнской любви, и он чувствовал себя одиноким. Тогда я не приняла упрёков брата, сказав,