это… Обращайся, если что.
– Всенепременно!
Сонцев-Засекин (в штатском) с двумя агентами (тоже в штатском) приехал в Псков вместе с Георгием. Не как-нибудь приехали, а с комфортом, по чугунке! В конце ноября на санях было бы прохладноватенько. На вокзале их встретил агент Волбин, осуществлявший слежку за объектом. По дороге к дому, где жил Полтаев с двумя товарищами, тоже, кстати, анархистами, поручика одолевали сомнения. Слишком уж заметен был Георгий в своей черкеске и папахе! В случае переполоха как его прикрывать? Так и казалось, что все прохожие пялятся на него… В ответ на намёки, что неплохо бы переодеться в цивильное, грузин заносчиво ответил:
– Если бы я шёл не месть вершить, а барана рэзать, то фартук бы надел, да!
Идти от вокзала было довольно далеко, на Сырую слободу, сиречь, восточную окраину города. Кривоватая улочка, на которой стоял нужный дом, была засыпана недавно выпавшим снегом. Совершенно нетронутым! Ни единого следа, даже кошка не гуляла. Поручик приуныл. До темноты было ещё более часу, до поезда на Санкт-Петербург – четыре часа. В случае чего где прятаться? Следов-то не скроешь!
Георгий же сомнениями не мучился.
– Так, который дом? – деловито спросил он.
– Вон тот, четвёртый по правой руке, – показал агент Волбин.
Дом был двухэтажный, первый этаж каменный, второй – бревенчатый. Пять окошек на каждом. Ворота открыты.
– Ждите здесь, – приказал Георгий, – А я пошёл.
– А револьвер? – дёрнулся Сонцев-Засекин, – Возьми!
– Э, зачем револьвер? Кинжал!
И мститель скрылся во дворе, оставив отчётливую цепочку следов. Не было его минут десять. Затем он вышел и кивнул:
– Всё, слушай! Поехали домой, Леонард!
Все, слегка ошарашенные такой будничностью произошедшего, потопали за ним.
– Как прошло? – поинтересовался поручик уже в вокзальном ресторане, когда ждали заказанное.
– Ну, как? Захожу, баба какая-то в сенях навстречу. Я её спрашиваю: Григорий Полтаев здесь живёт? А она: оне во втором етаже квартируют. Поднялся, постучал. Открыл не Полтаев, другой какой-то. Я говорю: письмо из Тифлиса привёз Григорию и посылку. Он меня впустил и пошёл Гришку звать. Вышел Полтаев, а я его по горлу кинжалом: чик! И объясняю: это тебе за брата Константина! Он упал. Кровища булькает, что Кура весной! На шум тот, другой выскочил. Ну, я и его. Тоже, ведь, анархист.
– И всё?!
– И всё. Повернулся и пошёл оттуда.
– А карточку оставил, не забыл?
– Оставил, прямо на живот Гришке положил.
В кабинете полицеймейстера Санкт-Петербурга фон Клюге было накурено, хоть топор вешай. Конрад Карлович любил курить и не выпускал сигару изо рта, особенно, когда нервничал. А сегодня утро выдалось нервное: прямо у входа в присутствие к нему подскочил какой-то тип в тужурке, картузе и кашнэ и, заорав «Долой самодержавие!», выстрелил в упор. Прострелил борт шинели, но тела не задел, и неповреждённый Конрад Карлович ударом в ухо свалил покусителя наземь. Подскочивший городовой скрутил гада