Противник по нам не пуховыми подушками насыпает. Любой озлобится.
– Что-то с ним не то, господин штабс-ротмистр…
– А поконкретней можно? – настроение у меня не очень, и я невольно начинаю кипятиться.
Не уверен, что он знает значение слова «конкретно», однако по смыслу догадаться можно.
– Ребята-часовые говорят, что за последние два дня видели, как он несколько раз выходил за расположение. И сегодня, перед тем как нас японцы накрыли, тоже куда-то отлучался, – сообщает казак.
Я задумываюсь. Действительно, припоминаю что-то такое. Но вообще криминала в этом не вижу. Во всяком случае, пока.
– Спасибо, Тимофей! Учту!
Характерник степенно кивает и удаляется по своим делам.
На войне легко стать параноиком, на своем опыте проходил. Тем более когда ситуация складывается не в твою пользу. То есть – это не ты насыпаешь, а тебе.
И все-таки, не будь этого артиллерийского обстрела, я бы, пожалуй, не придал большого значения словам Лукашина-старшего, мало ли по какой причине Вержбицкий оставлял лагерь. По большой нужде, к примеру.
Некоторые люди, даже в армии, бывают весьма стеснительными, не желают тужиться в присутствии других. Тем более Вержбицкий – шляхтич не из последних. Голубая кровь и все такое со всем таким.
Есть и другое объяснение его поступкам. К примеру, он таким образом проверяет часовых.
Спросить напрямую?
Тоньшее надо, ротмистр, тоньшее.
Собираю очередной военный совет, на котором присутствуют все офицеры: то бишь я, – тролль в хорошем смысле этого слова и Вержбицкий. Тема простая, как лом в разрезе: дальнейшие действия.
Излагаю родившийся экспромтом план – огорошить японцев. Привыкший к моим нестандартным подходам барон не удивляется, а Вержбицкий задумчиво трет красивый лоб.
– Поясните, господин ротмистр… Я вас не понимаю.
– А чего тут непонятного? – пожимаю плечами я. – Неприятель думает, что мы уходим к своим, может прикинуть маршрут нашего движения и сработать на опережение. А мы сделаем финт ушами: выйдем ему навстречу. Думаю, этого он меньше всего ожидает. На нашей стороне будет фактор внезапности…
– Попахивает самоубийством, – изрекает штабс-капитан.
– Это единственный способ избежать горячего приема у врага. Нас ждут впереди, а мы ударим по авангарду японцев, уничтожим его и зайдем с фланга.
– А вы – рисковый, – смеется в усы Маннергейм. – Согласен с господином Вержбицким, ваш план – лучший способ свести счеты с жизнью и загубить отряд, но… все-таки в нем что-то есть, и я, пожалуй, его поддержу. К тому же вы – командир, последнее слово за вами. Желаю всем нам удачи!
– Спасибо! Она нам очень пригодится, – киваю я.
Слова барона не доставляют большой радости поляку, на его лбу собираются многочисленные складки, брови хмурятся. Только другого выхода, кроме как согласиться со мной, у него нет.
Ну или сидеть и ждать чуда, например, волшебника в голубом вертолете, который привезет нам в подарок кучу эскимо, а потом заберет на нашу сторону фронта.
– Вынужден