вот и нет, любовные письма в тонкие трубочки не сворачивают.
Вержбицкий встает и с непринужденным видом куда-то направляется.
Насколько мне известно, а мне известно наверняка, поскольку это я его выставлял – там находится один из наших «секретов», пара пластунов, бдительно берегущих наш покой. После инцидента с обстрелом я удвоил количество часовых.
– Кажись, началось, – тяжело дышит мне на ухо Тимофей Лукашин.
Я киваю.
Что-то и впрямь началось, только понять бы, что именно.
Собираемся двинуть вслед за штабс-капитаном, но внезапно нашу компанию разбивает третий – Маннергейм собственной персоной. Я даже не успел сообразить, когда это он успел проснуться и подкрасться к нам. Тролль есть тролль…
– Что здесь происходит, ротмистр? – недовольно рычит он.
Первую же попавшуюся версию отбрасываю как неудачную… Вторая улетает в корзину следом. Зараза! Ничего путного придумать не получилось.
Хрен с ним! Маннергейм производит впечатление надежного человека. К тому же есть вероятность, что мне понадобится свидетель, которому поверят в высоких кругах. Сам я пока еще не в большом авторитете у власть предержащих.
– Проверяю одну гипотезу, господин барон, – сообщаю я.
– Думаете, Вержбицкий – японский шпион? – усмехается финн.
– А вот сейчас и узнаем. Вы как – с нами? – испытующе смотрю на тролля.
– С вашего позволения, приму посильное участие, – легко соглашается барон. – Но, если решу, что ситуация развивается неподобающим образом – вмешаюсь.
– Ничего не имею против.
Втроем из укрытия наблюдаем, как Вержбицкий подходит к бойцам из секрета. Начинает ездить им по ушам, выражать недовольство: это ему не нравится, и то – и вообще, извольте застегнуться на все крючочки и встать по стойке смирно, когда с вами разговаривает офицер!
До боли знакомая картина!
Пропесочив казачков (а штабс-капитан проделал это легко и непринужденно), Вержбицкий оставил их задумчиво потирать затылки, а сам вдруг шагнул в высокие заросли молодых деревцев и пропал из виду.
А вот это нехорошо, непорядок!
Мы втроем резко срываемся с места и бежим в заветные «кустики», где скрылся штабс-капитан. Хорошо, что никого не надо было инструктировать: как вести себя тихо, не шуметь и не привлекать внимание, умеют все и дадут мне сто очков форы.
Один из часовых открывает рот, чтобы приветствовать командира, но я на бегу делаю упреждающий знак. Пластуны – народ понятливый, дураки на передке долго не живут, так что все проходит как по маслу.
Уже в зарослях амулет начинает ощутимо печь… Правда, источник угрозы (и угрозы ли) пока непонятен.
Пока вижу одного Вержбицкого. Он стоит к нам спиной. Что делает – непонятно…
Его рука лезет в боковой карман, достает из него тонкую хреновину, что происходит дальше – опять же не могу сказать, поскольку не вижу.
На помощь приходит слух.
Эта самая хреновина – что-то вроде свистка,