двинулась к статуе, медленно, точно завороженная. Приближаясь маленькими шажками, не сводя глаз с красивого каменного лица богини.
– Ленома, Всевидящая, Величайшая! Прости! – стануэсса опустилась на колени перед алтарем – гранитной плитой, похожей на стол с углублением по всей длине. К невероятному удивлению арленсийки на алтаре этом лежало несколько фиников и засохшие цветы, придавленные камнем. Значит, здесь все-таки бывают люди? Может даже кто-то и живет здесь, каким-то образом находя воду?
Затем, склонив голову к алтарю, стануэсса произнесла на нубейском, как ее учила жрица в Марахи Нраш: – Эбраху Ленома, эбраху! Нохем рараш колахрем! Вавулх фарих эрихе! – конечно, эти слова она не запомнила тогда, но попросила Лурация найти воззвание к Величайшей в нубейских свитках и помочь с его пониманием.
– Я – глупая женщина, всю твою милость принимала как должное! – продолжила Эриса дальше на всеобщем языке, сложив руки на груди, так как это делали жрицы в Марахи Нраш. – Прости! Я не ценила твоего внимание ко мне! Не ценила тех огромных сил и возможностей, что дались мне Твоей величайшей волей! Прости мою неразумность и самонадеянность! – очень быстро, но пламенно, искренне арленсийка шептала что-то еще. Слезы выступили на ее зеленовато-голубых глазах, а губы все говорили и говорили о грехах, раскаянье, и при этом она была не в силах ничего попросить – попросту не было слов для этого. Был лишь поток слов, которые она не могла и не хотела останавливать. А потом в сознании стануэссы словно разверзлась пустота. Темная, безмолвная. Богиня молчала. Весь мир вокруг, казалось, обратился в пустоту и нерушимую тишину.
Склонившись у алтаря, Эриса не слышала шагов позади. Встрепенулась лишь когда чьи-то пальцы сжали ее плечо.
– Дружишь с демоницей? – свободная рука Губору взлохматила ее волосы. – Беленькую влечет к темному?
– Следишь за мной? – Эриса встала, повернувшись к нему. Молитва Всевидящей все еще сковывала ее тело и ум. Стануэсса даже не сразу поняла, что горячая ладонь наурийца взяла ее грудь. Только потом почувствовала, как сжали ее мозолистые пальцы. Она не сопротивлялась – лишь отвела взгляд в сторону. И к чему было сейчас противится, если крепкотелый воин все равно возьмет свое. Да, она могла бы вывернуться из его рук и попытаться убежать, но ее словно охватило оцепенение.
Он ласкал, вернее сжимал ее грудь, грубовато трогая соски, тут же отвердевшие, остренькие. Его член, выпирающий под кожаной юбкой – такие часто носили воины из Наурии – налился силой и уперся в ее живот. Горячий член, как глаза темнокожего, миг назад, пожиравшие ее. И такой же горячий, как его желание обладать ей немедленно. Только Губору знал, как сладостны первые мгновения, когда все его тело полно предвкушения. Он знал, что не будет спешить, хотя его дожидается друг Хунам – ничего, подождет. Есть вещи более приятные, чем деньги. Эти вещи называются «женщины». А таким как эта северянка и вовсе нет цены. Ее даже нельзя сравнить с богатством десятка