от культурной программы. А картинки просто украшают стены, так и задумано, какой ещё нужен толк?
На выставке ничего особенного не происходит, но на третий день к моей экспозиции подходит целая делегация во главе с довольно высокой, прекрасно одетой вьетнамкой. Она что-то показывает своей свите, все наперебой галдят, не обращая на меня внимания. Я дерзко улыбаюсь, мне почему-то кажется, что мадам недовольна и ратует за снятие экспозиции. «Ну и пусть, – думаю, – лучше снять, чем здесь без толку торчать, наблюдая за кривляньем босоногой детворы».
Важная вьетнамка подходит ко мне с переводчиком.
– Мадам Фам Тхи Луа хотела бы купить все ваши картины. Назовите цену. Чек или наличные?
Я не могу вымолвить ни слова, потом с трудом лепечу:
– Это не картины, а эстампы.
– Да, мадам Луа разбирается в техниках, она понимает, что это малотиражные гравюры, – он произносит «малотисасные».
Мадам со свитой отходит в сторонку, а переводчик со всей возможной убедительностью в голосе продолжает:
– Вы можете не сомневаться в достойной оплате. Конечно, это не японская гравюра, но хороший уровень, интересные сюжеты, и все с авторскими подписями, а главное – первые экземпляры.
Кажется, он открывает мне глаза, я вспоминаю, что Лёша брал у художников только первые оттиски, и всегда подписанные, это повышало их ценность.
– Но я не могу ничего сейчас продавать – экспозиция должна провисеть всю ярмарку, – стараюсь оттянуть время, ведь на самом деле я ничего не знаю: как продавать, за сколько, и можно ли вообще.
– Достаточно просто подписать договор, – не унимается переводчик, – мадам готова подождать, пока выставка закончится.
– Простите, но мне нужно обсудить всё с моим руководством, – я проявляю непреклонность, пытаясь сообразить, с кем мне посоветоваться. Звонить Вите? Вряд ли он что знает. И как быть с таможней? Что я там скажу, где моя выставка? Ведь я оформила временный вывоз.
Договорившись с переводчиком, что дам ответ завтра, еду на концертную площадку. Там полный аншлаг, билеты проданы на все концерты до конца ярмарки. На вопрос, что мне делать с картинками, Дрызлов походя отвечает:
– Бери деньги, только не донги, а доллары, в крайнем случае, немецкие марки.
– А как я их провезу, что на таможне говорить?
Дрызлов отмахивается от меня, у него свой бизнес – он продаёт аппаратуру кому-то из Сайгонконцерта. Иду к ребятам. Они перед выступлением расслабляются – развалившись на диванах, потягивают весьма сомнительный местный коньяк. Мои расспросы встречают напряжённым молчанием, переглядываются.
– Мужики, в чём дело, вы можете мне объяснить, чего вы меня шугаетесь? – решаюсь я идти напролом. В конце концов, когда-то нужно всё выяснить, так больше продолжаться не может. – С самого начала эта канитель