было уже поздно. Сохранить координацию движений. Все, что требуется. Так он это видел.
Сохранить координацию движений на практике оказалось сложно. Пол качался, выход менял положение, порог ушел из-под ног совсем не там, где должен был, и плечо задело край люка. Гонгора не раз и не два пытался восстановить в памяти, что следовало сразу за порогом, но память каждый раз подсовывала засвеченные кадры. Его развернуло так, что он тут же потерял верх и низ. Как выдернул кольцо, он не помнил, но после рывка обнаружил себя в крайне неудобной позе мухи в паутине. Приземление в таком виде гарантировало не только ушибы. Он смотрел, как приближается земля и трава, добела выгоревшая под солнцем, ожидая, когда реальность вернется на место, с ней на место вернется зрение и он сможет всё обдумать еще раз в более спокойной обстановке. Он не разбился тогда только потому, что сумел выбраться из паутины строп как раз когда нужно было собрать ноги вместе, чтобы встретить удар о землю. Если бы стропы не вернулись на место, уже совсем близко от дикой травы, тот прыжок, скорее всего, и был бы последним.
Из-за спинки кресла вновь выплыло гладко выбритое лицо. Наушники на голове пилота и большой палец, показывавший направление ветра, двигались нарочито медленно. Они словно ставили на вид за попытку выйти за пределы разрешенного. Они словно делали упрек за выход за границы установленных рамок. Они словно говорили, что его присутствие терпели в салоне лишь по одной причине, что этим наушникам хорошо заплатили. Они выражали свое презрение. Скучающее лицо пилота не выражало ничего. Всю предполетную подготовку и весь полет Гонгора хранил невозмутимый вид, но знал, что никому не стал бы жать руку ни при каких обстоятельствах. Он знал, что при других обстоятельствах для кого-то дело могло закончиться больницей. Сейчас лучше было сосредоточить себя на главном.
На пороге в совсем другой мир.
Сердце медленно бухало где-то на уровне ключиц. Будет славная охота, сказал он себе. Это первый случай в практике нашей стаи…
Он подумал, что камней слишком много. Слишком опасно.
Щурясь в яростно свистящем воздушном потоке, он в десятый раз бросил взгляд на локоть, где горели красные бусинки высоты, на лямки парашюта с подвешенным контейнером, на прижимной механизм зажимов уже давно устаревшей системы, проверил, как сидела на бедре тяжелая рукоять ножа (рукоять на всякий случай прижата к ножнам мягким кольцом), резко выдохнул и обеими руками выбросил себя за порог, уже задохнувшийся, раздавленный ударом о мокрую стену потока света.
Он не переставал думать над тем, что чем выше забираешься, тем больше шансов остаться там навсегда. Но человек словно другого не ищет. Говорили, наибольший бум заявок на право восхождения на Эверест, весьма дорогостоящих самих по себе (что-то около восьми-девяти грандов), устойчиво приходился как раз на сообщения о гибели на его склонах других