черта, разделившая мир на две части – на планету Земля и Изнанку.
Слева стоял, зарывшись ковшом в кучу глины, ржавый бульдозер, рядом – бетономешалка; справа чернела сгоревшая, и давно уже заросшая бурьяном, изба. За ней, в сторону Волги, уходила кривая тропа, петляющая между кустов всё той же ольхи.
За брошенной строительной площадкой, сквозь атмосферную дымку, виднелись караульные вышки возле блокпоста. Оттуда до сих пор слышались звуки продолжающейся проверки – хлопанье дверей, громкий скрип, железный лязг, и то ли какие-то команды, то ли просто – матюги.
По центру пустыря раскинулась огромная мутная лужа, из которой торчали разломанная бетонная плита и ещё что-то мерзкое, сгнившее, похожее на сваленных в кучу дохлых животных.
И, в общем-то, ничего экстраординарного, ничего необычного.
Никаких знамений, сполохов, шаровых молний, дрожащего воздуха или, скажем, электрических разрядов. Обыкновенная захламленная территория, каковых в России – пруд пруди!
– Мы что-нибудь почувствуем? – каким-то не своим, деревянным голосом спросила женщина. – Я имею в виду, если мы – всё-таки не превратимся в монстров.
– Да, – Алексей кивнул. – Сердце заболит. Очень сильно, но ненадолго. Секунд на пять. Потом пройдёт. Не волнуйтесь, это не инфаркт. Скорее боль будет здесь, – он постучал согнутым пальцем себе по лбу, – в сознании.
– А… – голос у их спутницы дрогнул, – если я… всё же сделаюсь варгом, вы позаботитесь об Илье?
Роман усмехнулся.
– Поверьте мне, после Локуса, Илья и сам будет в состоянии о себе позаботиться.
Михаил посмотрел на него с удивлением.
«Что он имеет в виду?! Даун сделается каким-нибудь особенным монстром?! Разумным, что ли?! Или слишком трусливым, что бы связываться с людьми, и рванёт куда подальше?».
Впрочем, охотникам он верил. Стиксу, по-прежнему – не особо, а вот им – да. Хотя проводник с последним препятствием – зеркальными стенами не обманул.
Это было и вправду, потрясающе красиво! Это было необычным, никогда прежде не виденным, АБСОЛЮТНО ЧУЖИМ.
Правда, название «зеркальные стены» подходило этому образованию с большой натяжкой, поскольку не люди в них отражались, а ЗЕРКАЛА – В ЛЮДЯХ.
Волохов двигался вслед за Алексеем, между двумя, уходящими вверх, в бесконечность, вертикальными поверхностями, и видел, что его кожа превратилась в нечто странное.
В жидкое зеркало.
Он смотрел… В РУКУ (по иному и не скажешь), наблюдая за собственным лицом. В котором, в свою очередь отражалась та же рука, а в ней – ещё одно лицо, и так – до бесконечности.
Всё это текло, преломлялось, меняло цвета и форму, вызывая чувство, очень похожее на эйфорию.
К тому же, проход между двумя порождениями Изнанки казался бесконечным. Но главное – и не хотелось, что бы он кончался! Совсем наоборот – тянуло остановиться, сесть (а ещё лучше – лечь), и наблюдать за этим завораживающим зеркальным миром долго, очень