вуалью. Я чувствовал по походке, как она напряжена. Руки ее отчаянно сжимали собранный зонтик. Она ни взглядом, ни поворотом головы не обозначила, что ей интересна пролетка, в которой я сидел. Кого-то увидев, она раскланялась и пошла совсем в другую сторону. Я недоуменно проводил ее глазами. Наконец, Захарыч, тяжело кряхтя, забрался на облучок и все выяснилось.
– Поступила команда отъехать, – проговорил Захарыч, не оборачиваясь и подбирая вожжи. – Тут слишком людно. Мария Александровна изъявила желание, чтобы вы ее забрали у детской веранды. Там за деревьями, – возница показал рукой. – Она сама подойдет.
Я изнывал от нетерпения, но пришлось подчиниться. Мы встали за большим раскидистым деревом. Веранда была увита плющом и почти пуста. В ней, сам с собой, играл, оловянными солдатиками маленький мальчик, одетый в матросскую форму. Я засмотрелся. У меня тоже в детстве были такие. Золотые кудряшки мальчика, милый курносый нос! Как это было давно и было ли?!
Неожиданно пролетка скрипнула, подалась вниз и в нее легко, как ветер, забралась Маша. Не успел я открыть рот в восторженном приветствии, как она, молча и строго, поставила мне пальчик в белой перчатке к губам.
– Тс-сс! Все потом! – шепнула она. – Потом мой милый Миша! Но взгляд ее горел нестерпимым пламенем. Как он испепелял меня! Это был волшебный, восхитительный блеск прекрасных женских глаз, спрятавшихся в тени, под длинными ресницами. Я замер, окаменел на взлете! Моя душа рвалась, готова была взорваться, но обстоятельства были сильней наших чувств!
Закрывшись зонтиком, как мышка, Маша спряталась в глубине пролетки. Все эти предосторожности были не лишними. Только когда мы отъехали на порядочное расстояние и остались на дороге одни, она собрала зонтик и мягко прильнула ко мне. Я поцеловал ее так продолжительно, что кажется, умер. Я бы может, еще целовал, но она начала нетерпеливо колотить меня кулачками по спине.
– Que vous faites! (Что вы делаете. фр.) С ума сойти! – проговорила она, воодушевленно и восторженно, переводя дыхание. Лицо ее зарделось, а глаза сияли чистым умытым блеском в тени кожаного верха.
– За все дни отсутствия! – прошептал я с улыбкой и, взяв ее ладошку, начал снимать белую перчатку. Потом прикладывал каждый пальчик к своим губам и, целуя, говорил:
– За папу, за маму, за братика, за сестричку!
Маша светилась от радостного возбуждения, счастливая улыбка не покидала ее лица.
– Давайте уж тогда манную кашу, – лукаво предложила она.
– А нету!
– А ищите. Ничего не знаю. Хочу!
– Сто лет не пробовал ее, но все в наших силах – желание барышни закон!
– Шучу! Шучу! – она осторожно выглянула из пролетки. – И куда мы собрались?
– Просто едем – пока не знаю.
– А у меня для вас сюрприз! – воскликнула она весело.
– И какой?
– Я вчера ходила… ходила, думала…
– И что в итоге?
– Представляете,