узоры первой букве и украшения на страницу. А есть те, кто пробивает дырки в страницах и сшивает их меж деревянными обложками. Никогда я не видела таких красивых книг, да ещё и так много.
Монахи не особо разговаривали со мной и даже не слушали меня, но не прогоняли. Я подошла к брату Уильяму, который смешивал краски, и подала ему пару дельных мыслей по поводу чернил – как добиться у розы цвета носа новорождённого ягнёнка и как получить нежно зелёный, который иногда видно на плёнке внутри свежего сырого яйца. Он ничего не сказал, только фыркнул, но я уверена, он был благодарен за такие предложения.
Ещё один монах разрешил мне подготовить пергамент для завтрашних записей, но я знала, что это кожа от наших овец, и испугалась, что я узнаю какую-нибудь. У меня бывает такое ощущение, когда повар набивает начинкой лебедей, гусей и ягнят и ставит их на стол перед нами на особых пирах. Уж лучше было бы выглаживать и посыпать порошком страницы пергамента после того, как они станут меньше походить на животных, пусть даже порошок испачкал бы мне волосы, нос и одежду.
Эдвард питает страсть к буквам и словам, которые с любовью записывает на размягчённый пергамент. Но для меня нет ничего прекрасней картинок! Птицы и цветы, святые и ангелы стремятся вверх по краю страницы, взбираются на заглавные буквы и спускаются по полям. Рыцари верхом на улитках бросаются в бой с белками и козами, а многоликий дьявол носится по странице галопом, искушая читателя отвлечься от святых слов. Если бы я до конца жизни рисовала картинки вместо штопки и ткачества, вот это был бы настоящий рай!
В этот момент моя жизнь изменилась. Я решила сбежать в аббатство. Я стану жить, рисуя картинки в скриптории, пусть мне и хотелось бы, чтобы тут было немного поживее. Конечно, мне будет сложно, ведь я девочка. Но ещё я упрямая и умная! Это аббатство выбирать нельзя, как бы мне ни хотелось жить рядом с Эдвардом. Но меня тут знают – и знают, что я не мальчик. Я должна найти другие, поблизости к дому, чтобы меня навещал Перкин, с комнатой для писцов и, быть может, с пожилым аббатом, который плохо видит.
А братья видят друг друга нагими? Кто может заметить, что новый брат – дева, а вовсе не мальчик? Надо выяснить. А Эдвард мне скажет? Завтра, когда я буду его покидать, я спрошу.
Сегодня мы спим на постоялом дворе. Он рядом с аббатством, и я могу тренироваться быть монахом. Интересно, чем ещё они занимаются.
13-й день октября, праздник Эдварда, короля и святого, и день святого моего брата Эдварда
Большая разница между Робертом и Эдвардом состоит в том, как они надо мной смеются. Роберт хохочет громко, показывая свои большие жёлтые лошадиные зубы, щиплет и похлопывает мои щёки. Эдвард смеётся мягко и по-доброму, но всё-таки смеётся. В этот раз он сказал, что с такими яблочками на груди я не обману даже самого пожилого из аббатов. Святые черепушки! В том году они были всего лишь орешками, и я бы смогла ввести всех в заблуждение.
Я раздумывала, не пойти ли мне в женский монастырь, но поскольку главное занятие монахинь – вышивка,