восточно-римских императоров и новыми пушками нового султана.
Снова надежда
Медленно, упорно, однако неодолимо гигантские пушки плюются огнем, обгрызают, обкусывают валы Византии. Поначалу каждая может за день выстрелить всего-навсего шесть или семь раз, но султан постоянно подтягивает все новые, и теперь с каждым ударом среди туч пыли и обломков в осыпающейся стене открывается новая брешь. Ночью осажденные хоть и успевают худо-бедно залатать пробоины деревянными палисадами и тряпками, сражаются они уже не за давней крепкой, как железо, несокрушимой стеной, и теперь восемь тысяч человек за валами с ужасом думают о судьбоносном часе, когда сто пятьдесят тысяч магометан ринутся на решающий штурм уже пробитых укреплений. Пора, давно пора Европе, христианскому миру вспомнить о своем обещании; в церквах толпы женщин с детьми целыми днями стоят на коленях перед ковчегами-реликвариями, со всех сторожевых башен солдаты день и ночь высматривают, не появился ли наконец в Мраморном море, кишащем турецкими кораблями, обещанный спаситель – папский и венецианский флот.
И вот 20 апреля, в три часа утра, вспыхивает сигнал. Вдали высмотрели паруса. Это не огромный христианский флот, о котором мечтали, но все-таки: медленно несомые ветром, подходят три больших генуэзских корабля, а за ними четвертый, поменьше, византийское зерновое судно, которое три больших корабля взяли под свою защиту. Тотчас весь Константинополь, ликуя, собирается у береговых валов, чтобы приветствовать помощь. Но в то же время Мехмед вскакивает на коня, во весь опор мчится от своего пурпурного шатра в гавань, где стоит на якоре турецкий флот, и отдает приказ любой ценой не допустить корабли в гавань Византии, в Золотой Рог.
Сто пятьдесят кораблей, правда не слишком больших, насчитывает турецкий флот, и сию минуту тысячи весел опускаются в воду. Вооруженные абордажными крючьями, огне- и камнеметами, эти сто пятьдесят каравелл идут в атаку, однако не могут сдержать несомую крепким ветром четверку галеонов, обгоняющих и рассеивающих турецкие суда, с которых летят ядра и доносятся крики. Величественно, на раздутых парусах, оставляя атакующих без внимания, они идут к надежной гавани Золотого Рога, где знаменитая цепь, протянутая от Стамбула до Галаты, надолго обеспечит им защиту от нападений. Четыре галеона уже совсем близки к цели: тысячи людей на валах уже различают на палубах каждое отдельное лицо, мужчины и женщины уже падают на колени, чтобы возблагодарить Господа и святых за славное спасение, цепь в гавани с лязгом опускается в глубину, чтобы пропустить подмогу.
И вдруг происходит нечто ужасное. Ветер стихает. Словно остановленные магнитом, четыре парусника застывают посреди моря, хотя до спасительной гавани уже рукой подать, и вся орда вражеских гребных судов с дикими ликующими воплями набрасывается на четыре оцепеневших корабля, которые, словно четыре башни, недвижно замерли среди волн. Подобно псам, вцепившимся