клона – если после такого удара в моей моче не проявится кровавый оттенок, я удивлюсь. По почкам бить запрещено, за такое положено стояние на гречихе в течение часа, но так как удар пришелся по мне, никакого наказания нарушителю не было выдвинуто. Потому что я – мишень для Баркера, а значит, меня можно хоть ногами топтать, главное, чтоб не до смерти.
После ста поднятий пресса и пятиминутной стойки в планке с двумя пятикилограммовыми утяжелителями на спине, каждая моя мышца горит от напряжения. Сидя на коленях, я старалась восстановить сбившееся дыхание, когда проходящий мимо Баркер вдруг с силой врезал дубинкой по моему животу. От боли я резко распахнула глаза и, нагнувшись вперед, врезалась левой ладонью в выкрашенный в жёлтую краску пол, правой схватившись за вспыхнувший болью живот.
– Твои кубики пресса не для красоты – для более практичных целей, идиотка. Ничего, я ещё сделаю из тебя непробиваемую…
Я уже не слушала его. Перед глазами на секунду потемнело, но обморока не случилось. Если бы в этот момент меня кто-то пнул в бок, может быть и свалилась бы без дыхания, но обошлось без пинков. Все покинули спортзал ровно в полдень, а я едва заставила себя разогнуться в пять минут первого, но несмотря на всё изнеможение, все побои и боль, я могла думать только о том, что ровно в полдень у 8001 начинается процедура изъятий. Она уже лежит на операционном столе… Над ней склонились Роудриг и Хеллстрём. Сделали ли ей анестезию? Пощадили ли наркозом? Будет ли ей больно?.. Многим клонам больно потому, что Роудриг скупится на анестезию и тем более на наркоз, а сегодня ему ассистирует Хеллстрём. Да, 8001 будет очень больно. Уже сейчас ей больнее, чем мне на этих матах… Она пришла в этот мир, чтобы отдать ему всю себя. Но нигде не предписано, что она должна отдавать себя через безжалостные муки. Мы не должны… А я. Зачем мне и ещё двадцати девяти клонам эти уроки военной дрессировки, если наша цель ничем не отличается от цели всех клонов? Подозреваю, ответ может оказаться до смешного дурацким. Как ответ на вопрос о том, для чего нам уроки этикета: а вдруг нас захотят выпустить в оригинальный мир не в виде органов, а в виде цельных существ. Скорее Баркер до смерти забьёт меня, чем оригиналы позволят клонам увидеть внешний мир хотя бы краем глаза, вставленного в его собственную глазницу.
Освобождая кулаки и запястья от чёрных боксёрских бинтов, насквозь промоченных жгучим потом, я вышла на улицу в одном спортивном топе и шортах – положено было переодеться в спортзале и не высовываться за его территорию без формы, но сегодня мне наплевать. На боль спины, на боль пресса, на боль сбитых кулаков, но только не на боль 8001, которую она уже семь минут, как испытывает в соседнем здании на нижнем этаже в одной из палат от номера один до номера десять…
– Какой пресс! – вдруг послышалось справа от меня. Перестав жмуриться от лучей яркого летнего солнца, я перевела взгляд в сторону говорящего. 7900 стоял прислонившись одним плечом к стене спортзала и внимательно рассматривал меня. – У тебя всё тело дрожит. Что, Баркер совсем разбушевался?
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя