обошлось без «личного взгляда и особого мнения» графини де Ляфер. Ей же, очевидно, принадлежит и прошение относительно генеральского чина.
– Хорошо, – резко, властно поднялся главнокомандующий. – Я брошу к вашим ногам победу, из тех, без которой терпят поражение все наши послы. Такую победу я жертвенно поднесу вам, даже не получив подкрепления.
12
«…Что касается способа ведения войны на суше, то казаки предстают лучшими пехотинцами, нежели кавалеристами; они выносливы и неутомимы, подчиняются своим предводителям, с необычным мастерством выполняют земляные работы и укрепляются не только с помощью валов, но и используя для этого свои повозки. Они настолько сильны за этими своими передвижными крепостями, крайне необходимыми в безлюдных степях, где то и дело на них нападают татары, что тысяча защищенных таким способом казаков оказывает сопротивление шести тысячам неверных, которые совсем не слазят с коней и которых задерживает любой ров, любая наименьшая преграда…» [9]
Секретарь французского посольства в Польше Пьер де Шевалье отложил перо и задумчиво посмотрел в просвет между пологами шатра. Теперь солнце уже не заглядывало в походную обитель, а пробивалось почти через ее купол, наполняя сиянием и теплом.
– Вы все еще пишете, господин секретарь? – возникла в проеме шатра костлявая фигура полковника Голембского.
– Ради этого и решился пойти с вами в поход.
– Лучше полюбуйтесь утренней степью. Отсюда она видна на десяток верст. Кажется, вскочи на коня – и через час окажешься на берегу Черного моря.
Шевалье молча вышел вслед за полковником. Старый вояка прав: здесь было чем полюбоваться. Лагерь они разбивали уже поздним вечером, когда разъезды драгун сообщили, что отряд повстанцев-казаков отошел от отрогов Подольской возвышенности в степь и, судя по всему, остановился на правом берегу последней речки, за которой начиналась пожелтевшая безводная степь.
Они возводили его в спешке, после тяжелого боя с повстанцами, и Шевалье даже не успел осмотреть местность. Этот, на удивление высокий, холм, настоящую степную гору, они с полковником избрали, только исходя из канонов походного лагеря: с холма легче командовать войском и на нем же легче защищаться.
Теперь же с этой возвышенности, словно с высоты птичьего полета, Шевалье видел, как в высокой траве по-муравьиному сновали по вновь проложенным тропам польские солдаты, тащились на водопои лошадиные коновязи, гарцевали у склона извилистого оврага, будто на берегу Рубикона, драгуны дозорной десятки. Желтая степь, желтовато-синее небо, желтые склоны оврагов… И лишь где-то там, в немыслимой дали, между редкими и, очевидно, чахлыми кронами деревьев, вспыхивала на солнце дымка речного плеса. Но за ним уже властвовали заставы казаков.
– Так, мы все-таки решимся преследовать их, полковник? – поинтересовался Шевалье.
– Не терпится побывать в самой гуще сечи? – осматривал степную рощицу в подзорную