А для остальных, три дня пути, так это всё. Дальше не забираемся. Да и незачем. А тебе, глядишь, свезёт. Как к реке идти, я тебе укажу, провожу немного. Там не потеряешься. Ну или, строго вон туда, как за околицу выйдешь, – Клим указал рукой. – И коль ничего там не произошло за последние двадцать зим, деревня там есть большая, богатая. Наверное, самое последнее барство на барских землях. Дальше уже свободные леса пойдут. В барстве том и провиант поправишь, и отдохнёшь. Да и узнаешь, может, как гору ту отыскать.
– Вот за это спасибо. А то, топаешь, сам не знамо куда. В уныние впадаешь просто, – Акакий в благодарности пожал липкую руку Клима.
Босоногий мальчонка, которого мужик отправил, вернулся. В руках он держал то, за чем бегал. Новенькие сапоги на каблучке, с пробитой гвоздиками подошвой и подковками на носках и пятках. Чёрная кожа с алыми клиньями блестела в тусклом свете.
– Вот. Надевай, – протянул сапоги Акакию Клим. – Не жмут? В пору?
– В самый раз. Будто по мне сшиты, да и вовсе, будто сам я их по себе и разнашивал. Вот впервые такое. Ещё мамка моя говаривала, что у меня обе ноги левые, да от разных людей. Даже обувку, что для меня сапожники шили, разнашивать приходилось по долгу. Пока разносишь, столько пузырей на пятки посадишь, что потом и вовсе ногу в сапог не засунуть. А тут обувка, ну будто всегда моя была. А не жалко? – барин весело притопнул левой ногой.
– А чего жалеть то. Я носить не буду, да и наши никто их не наденет. Мы тут, знаешь ли, суеверные шибко, чтоб сапоги мертвеца надевать. Да и продавать такое, ну, как-то не по-людски. Да и, слухи там про обувку эту… Ну, в голову не бери.
– Какого мертвеца? – округлил опухшие после пьянки глаза Акакий.
– Да, то забавная история. Сапоги эти батька Елисея где-то раздобыл. А, ты ж его не знаешь. Ну, и смешно даже, что вот ты их как свои признал. Вот как батька Елисея говорил, что по нему. Сколько не носил, им сносу не было. Его и продать просили, и обменять. Ну, ни в какую. Разок даже украли у него сапожки эти, да потом вор, видать, одумался и ночью под дверь хаты его подкинул. А потом пропал батька Елисея. Думали, волки задрали. А нет. Три зимы спустя в болоте нашли. Застрял он так забавно, на старой коряге повиснув. Видать спуститься не смог, так и помер. Да там мало чего осталось уже, за три то зимы. Только вот сапожки, как были новыми, так и остались. По ним и опознали. Мужики и прикасаться не хотели. А я подумал, ну не пропадать же. Вот и сгодились. Сам я их не решился надевать, всё берёг к случаю. Вначале думал продать, да кому? В наших местах гости не так часты, а с деньгами и подавно. Да и, повторюсь, не по-людски продавать такое. Ну а потом и вовсе, интересно мне станет, что будет с тем, кто сапожки наденет. Было пару заезжих, но даже ногу всунуть не могли. Будто капканом сжимало. И вот, тебе впору. Видать, они сшиты для тех, у кого, как ты сказал, обе ноги левые и обе от разных мужиков.
Барин сжал губы. Где-то глубоко внутри, под брюхом, будто затрепетал маленький червячок, явно указывающий на недоброе.
– Да ты не боись. Коль чего случилось бы, так уже бы случилось. А ведь