выскочил из дома, забежал в магазин напротив, схватил бутылку полусухого "Рислинг Эльзас" и коробку пирожных-корзиночек, вызвал по телефону "Яндекс-такси" и, через сорок минут стоял перед вторым подъездом пятиэтажки на Дмитровском шоссе. Безрезультатно пытаясь унять бешено колотящееся сердце, ввожу код на домофоне и захожу в подъезд. Третий этаж, квартира 31… Жму кнопку звонка. Десять секунд, пятнадцать, двадцать… Щёлкает замок, дверь открывается, на пороге она, приглашающий жест… С лицом, пылающим как нейтронная звезда (почему-то вспомнился этот термин… да, интервью… Михаил Киселёв… Аресибо), переступаю порог. На ней розовая блузка и бежевые брючки-слимы, бежевые туфельки (интересно, она специально их надела или всё время так ходит дома?), узкие очки; она такая же стройная, как и тогда, только грудь стала (как мне показалось) на размер больше, но это только добавило ей шарма и… сексуальности, что ли (чёрт возьми!).
– Привет, – я не мог отвести от неё взгляда. – Как твоя мама? – ничего умней не придумалось.
– Спасибо, Серёжа. Она здорова, живёт там же, в Кропоткинском переулке, помнишь?
Я кивнул.
– Ну, вот а здесь мы живём (на слове "мы", выделенном интонацией, она показала на открытую дверь, на пороге которой стояла и внимательнейшим образом разглядывала меня девчушка – копия мамы…
– Ты не голоден? (Я мотнул головой). А то нам с Лиечкой пора гулять, – Рэйчел подошла к дочке, та прижалась к маминой коленке, – не составишь нам компанию? Здесь рядом есть небольшой парк…
Я кивнул и, вручив ей пакет с вином и пирожными, шагнул к девочке. Та спряталась за мать и, выглядывая из своего укрытия, с любопытством рассматривала меня.
– Это дядя Серёжа, – Рэйчел указала в мою сторону, – пойдём гулять?
Девчушка повторила:
– Дядя Сеёза, гуять.
– Подожди, мы сейчас оденемся, – кивок и улыбка мне.
Через десять минут мы втроём шли в парк. Лия, в красной курточке и розовой вязаной шапочке с помпоном, держала маму за руку и поглядывала в мою сторону, я шёл рядом.
– Здесь в пяти минутах ходьбы – парк "Дубки", – сообщила Рэйчел. Мы пересекли улицу, прошли мимо какой-то церквушки и вошли в парк. Осень была в разгаре, октябрь, жёлтые и оранжевые листья усеивали дорожки: кленовые, дубовые, ещё неизвестно какие… Вышли к детской площадке, там были качели, горки, песочница, какие-то другие сооружения. Мама подвела Лиечку к песочнице и, вручив ей совочек и формочки, присела на ближайшую скамейку; я тоже опустился рядом. Заметив, что я не свожу с неё глаз, Рэйчел спросила, улыбнувшись уголком рта:
– Что, сильно изменилась?
– Так ты теперь Киселёва? – зачем-то спросил я.
– Да.
– Какая ты красивая! – невольно вырвалось у меня: – Ты просто излучаешь флюиды счастья, – добавил почему-то (боже мой, что за банальную ахинею я несу!).
Рэйчел с улыбкой посмотрела в сторону песочницы, где копошилась дочка, и сказала:
– Да, я счастливая, у меня есть всё, что нужно человеку на этом свете.
У неё были глаза Мадонны Каупера53…
– Си-мэ-ни ха-хо-тaм аль-ли-бэ-ха ка-хо-тaм