что с радостью ушла бы в монастырь.
Саша спокойно поблагодарил за все для него сделанное, а вернувшись из секции, нашел квартиру пустой. Ничего не исчезло, кроме одежды матери и ее сумочки. Все выглядело так, будто она ушла на работу. Но там женщина не появлялась.
Ее безуспешно искали, а потом началась Сашина бурная юность. Денису не было дела до брата и тем более его «спортивных забав», ведь он «развивал свой бизнес». Бизнес был прост: съездил в Китай, купил одежду, продал на рынке.
Саша превратился в тощего растрепанного подростка в дырявых кроссовках. Эти кроссовки его сильно подвели. Скорость и ловкость играли важную роль, если очень хотелось фруктов, а денег не было. На местном рынке Сашу прозвали Пэрсик. Торговцы относились к нему как к комару, вреда, конечно, немного, но само присутствие раздражает. Их терпение лопнуло, когда Саша стащил дыню.
На что только не натыкаются ноги пешеходов. Тогда это была длинная щепа из деревянного настила. Она угодила как раз в дырявый кроссовок. Саша упал, дыня раскололась. Парень быстро вскочил на ноги, но рыночные торговцы с воинственными криками уже настигли его. Мамаши, степенно гулявшие с колясками, поспешили увезти детей подальше от истошного Сашиного визга. После двух месяцев, проведенных в больнице, он снова вернулся в пустую квартиру, но ненадолго.
– Ты же хочешь покататься на лыжероллерах? – с улыбкой говорил ему Денис. – В лагере ты сможешь этим заняться.
За окном моросил дождь и пролетали желтые листья. Саша долго хлопал ресницами и смотрел на брата своими большими глазами, как умная корова перед отправкой на мясокомбинат. Денис уже хотел сказать: «Это временно. Ты должен понять».
Но Саша, к его радости, без всяких истерик собрал сумку. По такому случаю соседка Клара купила для своих кошек дорогой колбасы, а себе дешевых конфет. Она надеялась, что никогда больше не увидит этого «маленького гнусного собачника».
Детский дом и вправду чем-то походил на лагерь для несовершеннолетних узников. Там постоянно на кого-то кричали, и кто-то у кого-то отбирал поломанные игрушки за неимением целых. Не то чтобы тот детский дом отличался особенной запущенностью. Просто детская любознательность призывала все новое разобрать по частям, ну, а собирать снова было уже не столь интересно. Персонал же списывал все на трудных детей, воспитатели были уверены, что к ним попадают только такие. Еще была уверенность, что эти дети не приучены к заботе и совсем ее не ценят, из чего следовало: «Пусть играют тем, что есть, новое все равно сломают».
Иногда воспитанники кричали от скуки, чтобы позлить воспитателей. Даже получить оплеуху было гораздо интереснее, чем просто сидеть и пялиться в стену, как Геня-дурак. Он сидел на своей кровати, перебирая какие-то палочки, на сами палочки не глядя. Даже когда его пихали или шлепали, Геня никак не реагировал, продолжая таращиться на стену. Если палочки у него отбирали,