что тетушка Уджунва так высветляет кожу, лицо ее стало желтым, как манго, которое специально держат в целлофановом пакете, чтобы оно поскорее созрело для продажи. Ее щеки и веки покрыты сетью красных прожилок. На ней кофточка из оранжевого английского кружева, меж грудей на линии декольте блестит обильный пот, а на подбородке торчат волоски. Каждому известно, что только у таких злобных женщин, как она, начинает расти борода.
– Ох, бедная девочка. Как поживает твоя мама? Дай-ка я тебя обниму.
– Моя мама ничего, справляется, – отвечаю я.
Тетушка Уджунва сощуривается и распахивает руки для объятий, но я не двигаюсь с места. Торговец напитками осторожно глядит на нас и передает тетушке бутылку содовой и бутылку с тоником.
Тетушка Уджунва зло отмахивается, прямо сотрясается от злости:
– Прочь, мне нужны прохладные напитки, не то что у тебя. – И цедит сквозь зубы: – Придурок.
Тетушка Уджунва любит строить из себя «мадам». Думает, если орать на людей, то сойдешь за важного человека. Она смотрит на меня, а я на нее, и даже глазом не моргнула. Я знаю: она хочет, чтобы я отстала, но ее мучает совесть. Она неловко переминается с ноги на ногу.
Меня так и подмывает сказать ей какую-нибудь гадость. Про дела былые и в кого она превратилась. Я ведь все видела. На детей ведь никто не обращает внимания, но я все видела, просто притворилась, будто не знаю. Ох, как она стреляла глазками в папу, пока ее муж дремал в кресле. Она и так моргнет, и эдак, будто ей что-то в глаз попало. Она у своего мужа третья жена по счету, он старый, богатый, но нигде не учился. Когда Мерси накрыла на стол и все сели за трапезу, тетушка Уджунва дотрагивалась своими туфлями до папиных ног под столом. Папа ей улыбнулся, но она-то не поняла, что он просто сделал так из жалости, а я вот поняла. Все-таки ее муж правда старый и пахнет как прогорклый огили окпеи[22]. Все кругом знали, что он прятал деньги под матрасом по старинке, а мой папа помог ему пустить их в дело. Ну, что-то про импорт и экспорт.
Мне нужно как-то выпросить у нее деньги, и я засунула гордость куда подальше.
– Тетушка, как поживает Уджу? – спрашиваю я, склонив голову набок. – Давно ее не видела.
– О, с ней все хорошо. А она все спрашивает, когда можно вас навестить, да вот только замоталась с учебой. Им так много задают…
Она вдруг замолкает, понимая, что, по идее, сейчас я должна быть в школе. Вот глупая женщина.
– А вы разве знаете наш новый адрес? Я могу завтра зайти за вами и проводить к маме. Если хотите, давайте отправимся прямо сейчас. Вы ведь на машине? – спрашиваю я.
Тетушка Уджунва растерянно оглядывается в надежде, что тут окажется хоть кто-нибудь из ее знакомых, чтобы окликнуть ее и завязать разговор. Тогда она сможет от меня отвязаться.
– Ах нет, моя машина в ремонте, но я разыщу ваш дом и обязательно наведаюсь, хорошо?
Она роется в сумочке и вытаскивает десятинайровую[23] банкноту. Банкнота вся мятая, и тетушка пытается разгладить ее ладонями.
– Маме моей все