Огромные черные зрачки странно мерцали в слабом свете свечи.
– Да мне и поведать-то особо не о чем. – Он задумчиво теребил салфетку. – Жизнь в Советском Союзе помню как в тумане – маленький был. Потом переехали в Вену. Учился. Родители хотели, чтобы я, как и они, стал музыкантом, но… – он рассмеялся, – у меня в ушах тамтамы – полное отсутствие музыкального слуха. Все детство надо мной охали: как же так, родители гении, а на мальчике природа отдыхает… В результате до сих пор вздрагиваю при виде скрипки.
– И чем же ты занимаешься?
– Устав от охов и вздохов, я подумал и стал ювелиром.
– Кем? – переход показался неожиданным.
– Ювелиром. Отличная еврейская профессия. Можно сказать, что от родных корней не оторвался.
– И что же ты делаешь? Сидишь в будке с лупой в глазу? – недоверчиво поинтересовалась Даша. Ей по-прежнему все казалось каким-то нереальным, неправдоподобным.
– Ну зачем же, – Илья усмехнулся, – у меня салон. В двух шагах от Санстефанплатц. Дизайн украшений разрабатываю сам, даже получил несколько наград.
– Понятно… – в душе поселилось уныние. Где-то совсем рядом била ключом настоящая жизнь. Одни создавали элегантные украшения и продавали их в собственных салонах, а в обеденный перерыв ездили в Прагу пропустить стаканчик вина, другие что-то расследовали по дороге из Линца в Париж… Даже паразитская Лунина мотается по всему белому свету, как подорванная. А она? Даром что живет в Праге. С тем, что видит каждый день, могла бы жить где угодно: стирка, готовка, уборка… А ведь ей уже тридцать.
– Дашенька, – приятный баритон нового знакомого прервал поток мрачных мыслей, – еще чуть-чуть, и я сделаю себе харакири. Ощущение, что тебе со мной все хуже и хуже.
В ореховых глазах блеснули слезы:
– Это мне с собой все хуже и хуже…
Илья осторожно взял ее за руку.
– Расскажи, что случилось.
– О чем рассказывать? – Даша с силой закусила губу, чтобы не расплакаться. – О том, что я целыми днями кружу по дому? Муж все время на работе, а когда возвращается либо ест, либо спит. Ребенок полдня в саду, полдня на моей шее. Уже пять лет я не работаю, друзей нет, при этом времени на развлечения тоже. О чем рассказывать? О недостиранном белье? Или о том, как в университете я мечтала стать великим искусствоведом, а стала паршивой домработницей?
Упиваясь своим горем, она тем не менее отметила, что упоминание о семье не вызвало отрицательной реакции, неотразимый владелец ювелирного салона лишь слегка поморщился, сделав очередной глоток.
– Насколько понимаю, сейчас это самая большая проблема женщин перелома тысячелетий: хочется и карьеру сделать, и в девках сидеть неохота. Поэтому сначала в институт, потом в декрет. Идея хорошая, но в раскоряку жить крайне неудобно. Или – или.
Даша с тоской рассматривала витраж за его плечом. Цветное стекло живописно изображало жуткую сцену последних минут великомученика: несчастного то ли душили, то ли топили, в общем, безвинно убивали.
«Вот помер человек, так хоть память