В Первоцаре или в сказах, навеянных притчами древности?»
Ни он, ни хранитель так и не дерзнули спросить. Смущённый Нерыба что-то бормотнул, смолк, отвернулся. Цепир смотрел перед собой и… что он видел сквозь сумрак и толщу древнего камня? Ознобише его вспышка словно приоткрыла дверцу, таившую неведомое, жуткое… толком не зажившее, как и покалеченная нога…
Нерыба тяжело смотрел в сторону.
Ознобиша поклонился и отошёл от скамьи. Тадга наконец поставил своё сооружение, как считал нужным, и с бесконечными предосторожностями вынул из глиняного шара заглушку. В отверстии, достаточно широком для руки, виднелась площадочка, укреплённая на оси. Короткие втулки позволяли шару вращаться. Тадга сунул в отверстие зажжённый огарок и вскинул на Ознобишу воспалённые глаза:
– Погаси светильники!
Трое учеников Невдахи некогда ходили на равных. Ардван с Тадгой были даже постарше – и летами, и сроками обучения. Теперь Ознобиша звался государевым райцей, а они бегали на посылках. Однако в голосе счислителя звучала власть превыше всяких мирских чинов. Ознобиша приподнял стёклышко ближайшего стенного светильника, задул огонёк. Ардван, спохватившись, бросился ко второму, служка с охранницей – к третьему…
Топтама, стоявший у входа, с любопытством наблюдал за беготнёй.
В срединной хоромине стало непривычно темно…
…А потом на своде, выглаженном древними каменотёсами, разгорелись звёзды. Маленькое пламя подрагивало внутри шара, отчего звёзды мерцали, как настоящие.
Свод же отдалился, растаял, обернулся распахнутым небом…
Точки света переливались в безбрежной тьме, колеблемые божественным дуновением. Вот Ковш, вот Три Царя, вот Парус…
Тадга тронул шар, звёзды дрогнули и поплыли по извечному кругу. Со свода на стены, угасая возле самого пола… вновь восходя с другой стороны. Лебедь, Башня, Венец…
Лишь взволнованное дыхание нарушало тишину.
Люди, которым слово было хлеб и отрада, впервые не находили слов.
Торцы бочек ломали плавность движения, становилось заметно, что звёзды не Божьи, а рукотворные.
– А я говорил, чтобы разбили эти глупые бочки! – Голос Тадги звенел почти слёзной обидой.
– Эти бочки двести лет здесь стоят, – почему-то шёпотом возразил Нерыба.
– А звёзды светят от рождения мира!
«Я вправду считал, что моё разыскание о мнимой измене Эдарга станет самоцветом в науке? – спросил себя Ознобиша. – Гневался, зачем не ко времени явились хасины, возбранили покрасоваться! Я самотный дурак, а вот Тадга, лишённый милостей, в самом деле прыгнул выше многих голов…»
«Вот бы я ему… ну хоть печь для обжига раздувал…» – тоскливо маялся Ардван.
– Надо позвать сюда предводителя гончаров, – помолчав, сказал Ознобиша. – Почтенный делатель должен узнать, на что был нужен столь необычный и тщательный труд.
– Приблизилась гибель учёности! – раздался очень знакомый старческий голос, и в устье одного