когда я затащил его за бархатную бордовую портьеру, подальше от посторонних глаз, и придавил к стене.
– Значит так, – сказал я, сжимая у него на горле пальцы и глядя на остальных, которые растерянно хлопали глазищами и даже не пытались прийти товарищу на помощь. – Еще одна выходка от любого из вас – и я ему всыплю таких звездюлей…
– Почему именно мне? – закряхтел рыжий.
– Потому что пока я запомнил только тебя. Все слышали? Любой из вас накосячит – получит он! Вам ясно?
Все поспешно закивали. И активнее всех – рыжий переросток.
Я разжал пальцы и скомандовал:
– А теперь – за мной!
Пока я вел их в подвал бывшего кинотеатра, вся четверка шла, почти не дыша и едва ли не на цыпочках. Я завел их в помещение для тренировок. Уриэль и Гавриэль отложили гантели и штанги.
– Видите этих двоих? – обратился я к школьникам. – Будете их слушаться как…
– Родную мать? – вставил один из подростков и умолк под моим взглядом.
– Больше, чем родную мать, – ответил я, – которая, видимо, не смогла вбить вам с детства правильное воспитание. Гавриэль и Уриэль исправят это упущение. Также они будут вести тренировки, чтобы превратить вас, задротов, в настоящих бойцов. А заодно и объяснят наши порядки.
На слове «порядки» я сделал особенный упор и коснулся висящей на стене хвостатой плети. Наконец, оставив перепуганных кандидатов в ежовых рукавицах своих братьев, покинул подвал, радуясь, что избавился от этого лиха.
– Вы уверены, что они нам подходят? – спросил я, снова разыскав магистра.
– Сейчас это глина, пластилин, – ответил отец Пейн. – Что вылепишь, то и получится. Главное – у них есть качества, весьма полезные в нашем деле. Нужно лишь направить эти заблудшие души по верному пути. Тем более нам необходимо пополнение. Ведь нам потребуется очень много бойцов, если мы хотим воплотить в жизнь все наши планы. Пока что же в наших рядах лишь убывает.
– Да, Рафаэль. Такая потеря…
– Ты ведь знаешь, что мы потеряли Рафаэля еще прежде, чем это случилось. – Магистр испытующе глядел на меня. – Я даже больше скажу: он погиб именно потому, что мы потеряли его. Ведь наш Орден не просто так называется братством. Одиночке сложнее выжить в этом полном ереси мире. Но он сделал свой выбор, Бог ему судья.
Так вот почему никто и словом не обмолвился о Рафаэле. Вот почему нет сочувственных речей и скорбных лиц. Никто не сочувствует и не скорбит. Они все считают его отступником!
Я вышел из храма, подставил лицо прохладному ветру. Теперь мне хотелось не кричать, а выть от бессилия. Рафаэль был предан Братству Света много лет. Но стоило раз оступиться, и все: ни для кого его больше не существует. Он – пустота, и не важно, жив он или мертв. И я вдруг припомнил, что сам так же относился к отступникам. Люди ведь и раньше по разным причинам покидали Орден. Помню, несколько лет назад была девушка, которая поначалу часто посещала храм, а потом куда-то пропала. И я не то что имени – даже лица ее вспомнить не могу! Или год назад отец Жоффруа, один из