я, кстати, первая это сказала. Не я. «И я тебя тоже», – вот это была моя реплика в нашем спектакле, который как-то незаметно из романтического ванильного жанра скатился в мелодраму.
Когда точно это произошло? Я потерла висок, пытаясь вспомнить. Память упорно сопротивлялась, затирала прошлое, прятала улики. Откуда-то сзади завопила пожарная сирена, я вздрогнула, но не оглянулась. Нет уж. Раз я начала – то есть осмелилась наконец – вспоминать, значит, ничего меня не отвлечет, даже если небо рухнет на землю.
Над головой тут же прокатился гром.
– Спасибо, что поддерживаешь разговор, – буркнула я в ответ вселенной и наконец ухватила за хвост воспоминание.
Одно. Остальные потянулись следом, как булавки за магнитом.
Это был сентябрь. В ворохе одежды, сваленном на кресле в квартире Валеры, я нашла… женские колготки. Это было как-то настолько нелепо, словно из фильмов про измену, что я даже сначала не поняла, что произошло. А потом как поняла! И тут же спросила, что это и откуда. Валера пожал плечами и сказал, что у него часто ночуют друзья и подруги, и – надо же! – эти самые друзья и подруги порой могут что-то забыть. «Спасибо, что нашла. Эй, ты же не думаешь, что это что-то значит?»
И оказалось, что легче не думать. Не мог же он меня обманывать, если говорил «люблю»? Если делился мечтами и планами, если обнимал так, что дух захватывало, если прижимал к сердцу, держа крепко и нежно… К тому же я знала, что у него и вправду часто останавливаются друзья из других городов.
Это был октябрь. Он ушел в пещеры с друзьями-спелеологами и пропал. В тот день, когда они должны были вылезти на поверхность и включить телефоны, ничего не произошло. Мои сообщения оставались не доставленными. Я волновалась и места себе не находила. Думала, что-то случилось. Переживала. Он вышел на связь спустя полтора дня. «Слушай, так бывает, в процессе чуть изменили маршрут. Ты и вправду волновалась? Перестань, я взрослый мальчик, а ты не моя мама».
И ведь правда же.
Это был ноябрь. Мы поехали праздновать его день рождения в Питер. Бродили по Невскому, ели в ресторане тушеную оленину с брусничным соусом, смотрели на Неву, прятались под одним зонтом от дождя. Стояли в длиннющей очереди в кунсткамеру… Тут он сказал: «Мне надо позвонить». И ушел на полчаса. Я мерзла, переминаясь с ноги на ногу, и смеялась сама над собой, ибо вернулся тот самый эталонный кошмар из детства. Когда мама поставила тебя в очередь в магазине, а сама пошла еще куда-то… И ты в ужасе. Касса приближается, денег в кармане нет, и что делать-то? Вопрос «успеет ли она вернуться» становится главным вопросом вселенной. И ответ на него вовсе не 42[2].
Валера вернуться успел, подгадав момент, когда я была уже на пороге музея. Как ни в чем не бывало. «Ловко ты отмазался от ожидания, – сказала я. – Кому звонил?» И он вдруг заорал в ответ: «Не твое дело! Что я, позвонить не могу уже?» А я стояла и смотрела круглыми глазами, не понимая, что случилось.
Потом был все еще ноябрь, или уже декабрь, недомолвки, недоговоренности, «абонент вне зоны действия сети», «прости,