улыбку из детства. Из тех времен, когда не было никаких проблем, когда я была смелая, светлая, отчаянно бесшабашная, радостная и уверенная в том, что все всегда будет хорошо. И со мной, и с любимыми людьми, и с миром вокруг нас.
Границы мира сузились до островка света, на котором лежала та, другая «я», снежинки падали и падали, и мне на секунду показалось, что все это дурной сон, приснившийся в самолете за минуту до того, как пилот попросит пристегнуть ремни и скажет, что мы приземлимся во Внуково через двадцать минут. Еще совсем немного, я проснусь, быстро пройду через зал прилета, выскажу Валере все, что думаю, и ни за что, ни за какие коврижки не сяду к нему в машину. Поеду на маршрутке. На автобусе. На чем угодно. Лишь бы избежать этого кошмара, когда кажется, что вот эту сломанную куклу с твоим улыбающимся лицом заключили в снежный шар, трясут и трясут его, снег падает и падает, и кажется, что это будет продолжаться целую вечность.
Тут раздался хруст гравия.
Я подняла глаза и увидела, что ко мне – к другой, изломанной «мне» – по обочине подходит Валера. Причем выглядел он не таким, как в действительности, а таким, как я представляла его себе в мечтах. Чуть выше, чем на самом деле, с чуть более правильными чертами лица, в черной косухе и кожаных байкерских штанах – я обожала его в мотоэкипировке! – с золотыми прядями в рыжих волосах. Он закусил губу, посмотрел сверху вниз и присел рядом. Деловито достал из кармана большой хрустальный флакон, открутил крышку и поднес его к губам той «меня».
И тут из ее рта и глаз во флакон полетели маленькие серебристые искорки. Одна за другой, все больше и больше, они наполняли хрусталь мерцающим лунным светом, а Валера смотрел на это и… улыбался. Хищно, надменно, жестоко, как будто ему было совсем «меня» не жаль. Как будто он… Тут я похолодела. Специально все подстроил. Тут из-под «моей» головы вынырнул большой серебристый светлячок и заметался, забился, дергаясь туда-сюда, как будто ни за что не хотел попадать в хрустальный флакон.
Валера хмыкнул, потянул к нему руку, и тут я не выдержала.
– Эй! – я хотела крикнуть, но получился какой-то хрип. Шепот.
Зрение мигом пришло в норму, и оказалось, что я снова смотрю с пассажирского сиденья – туда, вперед, на дорогу.
Валера вздрогнул и обернулся ко мне:
– Ты что, меня видишь? – прошелестело в голове, я моргнула и почувствовала на щеке холодную руку. – Ты меня слышишь? – Валера смотрел на меня с водительского места.
Я медленно перевела взгляд.
Лобовое стекло было целым.
Асфальт впереди, освещенный фарами, пустым.
Никто не лежал в луже собственной крови.
Ни у кого не пытались украсть… что? Что он пытался забрать у…
Я застонала. Прикоснулась к виску.
В голове пульсировала и ширилась боль. Мешала думать, мешала смотреть, стирала все, что я только что увидела, заставляла думать, что это бред. Показалось. Пригрезилось. А в груди и солнечном сплетении поселилось отчаянное, сосущее ощущение пустоты.