Сказки юродивой ведуньи. Евдокия Волкова

и Никитки не дождались. Знали они, что худое приключилось, поэтому сразу за батюшкой пошли. Схоронили и Никитку, бравого охотника, и не стало никого из трёх отважных друзей. Всех их загубил седой медведь, а в душах живых страх посеял. Боялись люди, что и до них колдун доберётся, поэтому долго они ещё двери на ночь запирали да ставни закрывали. Очень уж страшились они увидеть посреди ночи в окне белесые, неживые глаза медведя.

      ***

      Хотели жители Хмарино на поклон к Авдотье и внучке её пойти: памятовали они, как Яговна охотничков предупреждала. Да только не стала девка дожидаться, пока её упрашивать начнут.

            Долго стояли пустыми те дома, где жили и умерли три охотника. Никто их не занимал, все боялись. А Яговна тем временем тихонько каждую из заброшенных изб навестила, полынью да чертополохом окурила, веточки можжевеловые на печи развесила, а каждый угол колодезной водой окропила. Забрала она и кости медведя, и шкуру, и голову тяжёлую, чтобы ничего от него в избах не осталось, а из дома своего взяла кадушку с медом душистым. Ушла Яговна, да горе за собой увела: потом стали в тех домах другие люди жить. А сама колдунья в лес направилась.

             Знала Яговна тропку к чёрному лапнику, за которым старое капище скрывалось. Снесла она туда останки звериные, в центре круга колдовского расстелила шкуру, а на неё кости и череп сложила. Сама худо-бедно ямку стала копать, насколько костяная нога работать позволяла. Сложила она кости и шкуру в могилу, поставила перед ямой кадушку с медом, да поклонилась в пол.

      Тут же вышел из-за Велесова чура седой медведь, встал возле могилы, на девку белёсыми глазами смотрит, а та ему и говорит:

      – Не серчай, Лихарь-колдун, что путь твой земной оборвался. Что не боги тебя убили, не силы природные, а рука человеческая. Тех, кто повинен в этом, ты уж по-своему наказал. Да только остальные не виноватые перед тобой ни в чем. Воротись в леса, седой медведь, оставь Хмарино и тех, кто там живет. А я взамен тебе мед душистый приносить буду, да дань кровью своей платить, – взглянула она на медведя да улыбнулась. – Не из-за устрашения, а для уважения.

      – Не распыляйся, маленькая колдунья: не трону я деревенских, – отвечал ей медведь голосом человеческим, – насытился я кровью своих недругов, а до остальных мне нет больше дела, устал дух мой. Теперь в лесу за порядком следить буду: ни людям, ни навьим разгуливаться не дам почём зря. А тебя и бабку твою, Яговна, я и подавно не трону. Пусть и охоч я до крови людской, да только своих не обижаю. А ты ещё и на покой мне место нашла, мёд поднесла да в ноги костям моим поклонилась: уважила старика.

      Посмотрел медведь на яму да продолжил: