сообщили. Те уж как-то меня нашли и того человека привезли. Сидели мы с ним вот так же, говорили. Ну, я ему и говорю: мил человек, говорю, что такое деньги? Ведь их у тебя не было когда-то, верно? Потом появились, а потом снова уплыли. Кто тебе сказал, что деньги опять у тебя не появятся со временем? А жизнь? Тут уж, если с нею распростишься, назад не воротишь. Другой тоже случай, – продолжал Тый. – Не всё ведь из-за денег. Есть ещё такая проблема: несчастная любовь.
Как только он произнёс эти слова, у меня внутри словно что-то заколыхалось. Тый продолжал:
– Приехала девушка. Такая вся из себя пригожая, молоденькая. А худенькая какая! – тут Тый показал указательный палец. – Как тростиночка, кушала меньше воробушка. Объясняет она мне: так, мол, и так, бросил её мужчина. А уж он и такой распрекрасный и сякой замечательный, что другого, лучшего, нигде во веки веков не сыскать. И плачет. Лето было тогда, сыро, да она ещё своими слезами тундру заливала. Это я шучу, конечно, только и ей то же самое сказал, потому что от увеличения сырости никак её дела не поправятся. Долго я её слушал, уж больно разговорчивая девушка. Она мне и про подруг своих рассказала, что у каждой есть мужчина, а она вот не сватана остаётся. А видно, что девушка хорошая, и добра ей желаешь. Да как помочь? Откуда мне знать, как и где искать пригожих мужчин? Трудно, когда вот на одной или одном клином белый свет сошёлся. В такой ситуации отвлечься нужно. А потом, главный лекарь не я, главный лекарь – время. Так что сидели мы с ней в тундре, разговаривали день за днём. Потом смотрю, она вроде как и остывать от своего дружка начала. Стало ей интересно, как люди в тундре живут, чем питаются, как обогреваются. Гостила тут две недели, совсем, гляжу, проблема с другом для неё измельчала. С тем и уехала, благодарила. Спустя две недели продуктов передала с курьером.
Я слушал и размышлял, пытался сопоставлять примеры с моей ситуацией, находил много схожего. Наверное, проблемы человеческие во многом похожи. Значит, и ключи к их разрешению тоже похожи.
Мои размышления прервал Тый:
– Разные люди едут. Верят в меня. Некоторые, говорю, считают меня за лекаря. Ущербных людей везут, как к святому. Да я-то никакой не святой! Как же я их излечу?! Таким и сама дорога, наверное, в тягость. А мне говорят: нет, это где-то и развлечение, хоть что-то в жизни нового увидят. Только мне что таким людям говорить: вот тоже какая проблема! Приходится им свою ношу нести, раз им небеса такую судьбу заготовили. Нести да стараться радоваться маленьким радостям. А хуже для них, если они на весь мир от этого озлобляются. Таких мы стараемся отсюда поскорее спровадить, чтобы самим какую душевную гадость не подцепить. А сколько приезжало разных неспокойных, волнительных, – продолжал Тый, улыбаясь, – и болезней-то у них никаких, а вот надумают себе что-то и крутят в голове, как будто заело у них что. Жалуются: вздохнуть, говорят, не можем. Я такую хворь за минуту лечу. Как же, спрашиваю, ты вздохнёшь, коли ты выдохнуть не можешь? Ты, дорогой, сперва выдохни по-хорошему, так, чтобы и воздуха не осталось ни в лёгких, ни