площадки третьего надземного храма, как весь правый берег Иртыша окрасился в чёрно-серый цвет. Это нескончаемые колонны степняков неумолимо приближались к святыне волхвов Тартарии. А вскоре гонцы принесли и другую тревожную весть. По дороге со стороны Грустины тоже двигалась сюда тьма кочевников. Правда, как и ожидалось, движение второй колонны хоть и ненадолго, но застопорилось, преодолевая засеки, устроенные в нескольких местах лесной дороги. Надвинулось море людское на Асгард. Уже и посадские строения заполыхали. С трёх сторон обступили нукеры храмовый комплекс. Воины-волхвы и посадские ратники, не вступая в неравную схватку на открытых подступах к крепости своей, отступили и укрылись под сводами твердыни. Дымы от пожарищ в посаде заволокли всю округу и всё, что за стенами творилось, словно в тумане было.
При эвакуации жители Асгарда разве что с десяток коз с собой взяли да курей кто сколько смог, а немалое стадо коров и целый табун лошадей разогнали с плачем по окрестным лесам, не имея возможности забрать скот с собой. Но приученные к постоянной дойке и кормёжке животные вскоре сами пришли назад, и теперь степняки с хохотом весёлым отлавливали бедных животных и резали их, пируя и отмечая успешное начало своего похода. А упившись кумысом они ещё и на собак устроили охоту, так как те по-прежнему пытались охранять бурёнушек и лошадей от злых и крикливых людей, заполонивших округу.
На третий день всеобщей вакханалии, творящейся вокруг храмового комплекса, к его главным воротам на расстояние полёта одной стрелы подъехали на лошадях трое: тщедушный на вид кочевник в замурзанной меховой куртке и таком же непотребном малахае на голове, нукер в кольчуге и с большим щитом в руках, тревожно взирающий на бойницы-окна, из которых в любой момент могли полететь стрелы. А между ними ехал на белом высоком жеребце ещё довольно молодой всадник, одетый в пластинчатые латы с островерхим шлемом на голове, верхушку которого венчали перья какой-то птицы. Он, не поворачивая головы, что-то прокричал в сторону своего тщедушного спутника, и тот на удивление звонким голосом озвучил вопрос-предложение своего господина:
– Непобедимый и милостивый к поверженным хан Хара-Хула предлагает вам сдаться без ненужного сопротивления. Он знает, что у вас много золота и серебра. Отдайте их великому хану и этим вы сохраните свои жизни.
Вышеслав с высоты четвёртого самого верхнего храма уже насмотрелся на бесчинства пришлых, на их звериную лютость, и у него не было веры в слова «великого» хана. Уверен он был, что предложение степняков откупиться от них золотом и серебром это всего лишь уловка, за которой последует неминуемая расправа. Зычный голос Верховного волхва достиг ушей степняков:
– Ни Македонский, ни Чингис, ни Тимур не смели появляться в Асгард Ирийский с такими требованиями. Или ты, Хара-Хула превзошёл их своей силой и доблестью воинской?Но я, Верховный волхв Вышеслав, говорю тебе: даже если ты сегодня как стервятник, питающийся падалью, расклюёшь тела поверженных