и не готов был предположить, что сейчас она, возможно, использует несложный приём из арсенала женского обольщения.
Чуть поколебавшись, он крадучись направился к ней, не представляя толком зачем, и не зная, что будет делать дальше. Он преодолел лишь полпути, когда она повернулась и смотрела уже на него. Взгляд был приветливым и нежным.
– Какие у тебя волосы? – спросил он, опустив глаза к обнажённой ноге.
Она не совершила малейшего движения, чтобы закрыть тело, будто вовсе не замечала его состояния.
– Это цвет позеленевшей от времени меди.
– Разве? Они, вроде, не зелёные.
– На солнце они серебристые с бронзовым проблеском, или просто рыжие, если пристальнее вглядеться. Но могут быть любого цвета: сейчас женщины используют красители самых разных оттенков.
Она тряхнула волосами, шаловливо качнула ножкой, от которой он всё ещё не хотел оторвать взгляда.
– Что, отошёл? И уже способен любоваться женскими прелестями!? А не хотел со мной идти.
Он не раздумывал, имеют ли её слова двойной смысл, но, как и в палате, уловивши в них скрытую опасность, непроизвольно напрягся и помрачнел.
– Не сюда ты меня приглашала.
Она улыбнулась.
– А мужчина не спрашивает женщину, куда она его зовёт. Разве тебе со мной плохо?
– Нет.
– Так какая разница?
Он не ответил. Её улыбка не изменилась, но казалась теперь не доброй, а плотоядной. Внутри опять проснулся страх и беспорядочно затрепыхался, сбивая с ритма сердце и дыхание. Разум пытался его унять, но страх не принимал никаких резонов. Она перестала улыбаться и поднялась на ноги.
Грациозно стряхивая налипшие травинки с халата, она стояла к нему спиной и начала говорить, как будто обращалась к кому-то неведомому в чаще леса.
– Послушай, – её голос опять был ласковым, как в обращении с ребёнком, – так дальше не пойдёт. Давай объяснимся… Ты опять боишься. Успокойся: ты же видишь, я тебя насильно никуда не тащу. Между нами необходимо доверие. Согласен?
– Согласен.
– Прекрасно! – она повернулась к нему.
– Тогда дай ответ на простой вопрос: чего тебе от меня надо?
– Сам не догадываешься?
– Потому и спрашиваю, что догадываюсь… Пасёшь ты меня, как скотину, конец которой предрешён, и которую на бойне уже дожидается палач!
Резко, как от хлёсткой пощёчины, её голова отвернулась в сторону.
– Тебе-таки мало возможности, – проговорила она с нескрываемой досадой, – взахлёб упиваться смешением пяти никудышных человеческих чувств. Совсем хочешь избавиться от моей опеки, – она вновь повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Не выйдет! Повторяю тебе: никуда ты от меня не денешься!
Наблюдая его смятение, она пожалела о том, что позволила короткой вспышке негодования вырваться наружу, и тут же