когда я сообщила, что время твоё на исходе.
– Вот тогда и нужно было делать всё до конца и без разговоров.
– Там ты придерживался другого мнения.
– А тебе не надо было меня слушать!
– Опять я виновата…
– Да не могу я так, пойми! Или уйди, или назначь время. Я больше ничего у тебя не попрошу и к тому времени постараюсь быть готовым.
– Как пионер…
– Что? А! Ну, хватит, может, насмешек!? Просто назови срок!
– Что срок… Твой срок истёк три часа назад.
– Но сейчас я жив!?
– Несомненно, но живёшь за счёт моего времени. Впрочем, это не важно. Меня не надо долго уговаривать, – она, демонстрируя гибкость тела, с удовольствием потянулась, – если ты настаиваешь, можешь получить меня прямо сейчас; или давай вернёмся в палату, и я,
как ты выражаешься, «сделаю это» там… Молчишь?
«А что тут говорить-то? – подумал он. – То приковывает к себе, как каторжника к тачке, то шантажирует, как последняя…»
– Опять оскорбляешь… – она произнесла это с горькой обидой одиночки, которой даже некому пожаловаться, и столько было человеческого в интонации, что инстинкт самосохранения неожиданно ему изменил. Он вдруг почувствовал себя виноватым, хотелось защитить её, но от кого, или чего?
– Я не хотел тебя обидеть! Ну, прости,.. пожалуйста.
Она ответила светлой улыбкой:
– Ничего, это лишь мысли, а ну их… – выдерживая паузу, плавно шагнула ближе и встала на расстоянии вытянутой руки. Лицо её стало серьёзным, не отрываясь, она смотрела ему прямо в глаза.
– Так чего же ты хочешь? Гордость не позволяет поступиться достоинством, независимостью и пребывать в роли пожизненного должника, но не хватает смелости переступить рубеж наличного бытия. Ты не мужчина, извини – возвращаю камушек, брошенный в мой огород; но ты будешь мужчиной, ради этого я очень постараюсь.
Оставь, наконец, свою подозрительность: поводов верить мне у тебя предостаточно. Перестань бояться и в каждой моей фразе искать какой-то подвох. Я обещаю, что не уведу тебя, пока в тебе будет оставаться хоть капелька протеста, нет – даже просто нежелания. Таким образом, ты сам назначишь себе срок, и не словами, повинуясь краткому порыву, а по велению души.
Такое условие, мне кажется, должно тебя устроить.
– А если ты никогда не дождёшься моего согласия, тем более – истинного? Что будем делать?
– Значит, ты никогда не умрёшь. Но должна тебя разочаровать: люди не способны существовать вечно, в конце концов они устают от жизни. Одни не могут за ней угнаться и, как загнанные лошади, сломленные хворями и недугами, сходят с круга, или, если угодно, с её вечной спирали; другие в принципе поняли устройство этой спирали, а, стало быть, и дальнейший ход событий, и вскоре им до смерти надоедает наблюдать их бесконечное повторение. Я предложила тебе миг блаженства взамен жизненных страданий – это немало, поверь. Ты отказался, потому что ещё не познал жизни и не пресытился ею. Я