озвучил свое заключение Станислав Олегович и сделал какие-то пометки в блокноте.
– Насколько я осведомлен, вы обладаете весьма ярким и оригинальным представлением об окружающей действительности, – продолжил он. – Не могли бы вы мне его хотя бы в общих чертах изложить, причем, если возможно, с момента его появления в вашем сознании.
– Давайте попробую, – согласился я. Внимание специалиста к моей теории льстило мне еще больше, чем внимание к моей личности, поскольку представляло из себя фактически признание моих интеллектуальных достижений.
– Итак, все началось еще в институте, – начал я с самого начала.
Дальше я самозабвенно пустился в изложение своей теории Большой Игры, причем в исторической ретроспективе моей собственной жизни. И то, как я лежал в далекие студенческие годы на раскладушке под впечатлением от сделанного открытия. И то, как я изнывал от вынужденного безделья на первой своей работе, и как это подвигло меня на продолжение исследовательской деятельности. И про все те доказательства, которые попадались мне затем на каждом шагу, формируя во мне уверенность в состоятельности моей теории. Ближе к концу своего рассказа я даже выдвинул теорию об особенностях собственного мозга, позволяющих делать неожиданные выводы из большого количества накопленной информации.
Говорил я достаточно долго и, на мой взгляд, на удивление хорошо. Я вообще заметил, что окружающая здесь обстановка как-то располагала к обстоятельным рассказам. Мысли получались стройные, красивые и завершенные. Я был просто в восторге от своих ораторских способностей, поэтому не спешил закругляться, с наслаждением обрисовывая каждую деталь эволюции моей удивительной, как мне теперь казалось, теории.
В течение этого рассказа Станислав Олегович выглядел еще более заинтересованным, чем при изложении моей биографии, а в конце взял гораздо большую паузу на писание в блокноте, в течение которой у меня снова появилась возможность что-нибудь обдумать в тишине.
На этот раз мои мысли стали скользить по поверхности составленного мною только что рассказа в попытке спрогнозировать впечатление, сформировавшееся у психолога. И тут у меня произошло очередное озарение, из тех, происхождением которых я так гордился в своем рассказе. Я понял, что совершенно очевидный вывод, который должен сделать после моего повествования специалист, так это то, что меня следует как можно скорее сдать в дурку. Ведь по сути, если откинуть всякую философскую шелуху, я только что признался в том, что уверен, что живу в Игре! И ведь самое страшное, что это, похоже, действительно так. Просто до этого момента эта уверенность была у меня внутри, была моим личным делом, а следовательно, как бы не влияла на мою «нормальность». Но только что я ее сделал публичной, подробно изложив все факты, причем не кому-нибудь, а специалисту по отклонениям. И теперь она уже не может быть кусочком моего внутреннего мира, теперь это захватит