Оксану прийти в чувства. Не обращая внимания на беспорядок, царивший в доме, она быстро потушила свет и, схватив свечку, заторопилась к схрону, где в ужасе от всего услышанного ждала её Анна.
– Бегчы нам з табой, дзеўка, трэба, – жарко зашептала ей Оксана, лишь только спустилась в подпол. – Напэўна, суседка, сцерва, прагаварылася.
– Куда бежать-то? – задохнулась от страха женщина, по пятам которой шествовала смерть.
– Вядома справа, да партызанаў, – последовал удививший Анну абсолютной уверенностью ответ, – больш няма куды. Збірайся. Зараз прама і пойдзем.
Глава восьмая. Михаил.
Небольшой городок Калинковичи, куда Михаил прибыл на поезде, встретил его обычным набором привокзальных радостей. Грязным заплёванным перроном, визгливой торговкой пирожками сомнительного качества, специфическим запахом дешевого табака и неприкаянностью неуютного зала ожидания.
Тоска, подобно приливу, сначала нахлынула на Михаила мутной волной, а затем отступила, оставив его душу в сиротливом одиночестве. Помимо воли он всё больше и больше думал о своих настоящих родителях. Нет, его привязанность к приёмным, как выяснилось, матери и отцу ничуть не стала меньше. Более того, история его спасения добавила к ней щемящую благодарность. Он искренне любил Зинаиду, но новое чувство разделяло его сыновью любовь на две, пока ещё не равные части.
Кто она, та молодая, родившая его, Михаила, женщина, уходившая с мужем на смерть, и во имя спасения ребёнка не издавшая ни единого звука, когда чьи-то добрые руки выхватили её сына на краю бездны? Какое мужество ей потребовалось, чтобы не повернуться, не посмотреть вслед любимому дитяте, дабы не выдать ни его неожиданную спасительницу, ни его самого – свою кровинку? Каким был его настоящий отец, на пороге вечности думавший только о его, Михаила, спасении? Множество жертв было принесено во имя того, чтобы он, взрослый, здоровый мужчина, вот сейчас уверенно шагал к стоянке городских автобусов, вдыхая пыль мостовой вперемешку с запахом цветущих акаций.
Вопросы, раньше казавшиеся ему несущественными, обступили его, как стая враждебных галдящих птиц, норовящих побольнее клюнуть в самые чувствительные места: «Имею ли я право продолжать своё умиротворённое растительное существование, зная, какая цена за него уплачена? В чём моё истинное предназначение? Не является ли моё странное видение мира чьим-то предначертанием свыше? Не должен ли я найти его?..» – еще даже до конца не сознавая того, Михаил уже начал долгий путь возвращения к своим корням, к самому себе.
– Эй, мужик, что растопырился среди дороги? Давай, двигай, не задерживай движение!
Внешний мир, очевидно, не питавший к Михаилу никаких положительных чувств, решил грубо материалистически ворваться в ход его размышлений в виде водителя автобуса, которому начинающий философ не оставил ни единого шанса выехать со стоянки.
– Ну, чего встал, говорю?! – шофёр по старой русской привычке, сохранившейся, увы, исключительно только в провинции,