в воде котенок в страницах, написанных собственной рукой, и не могла понять, как мне двигаться дальше. Я не решалась выплеснуть на страницы слова, предложения, абзацы. Все, что я делала, казалось бессмысленным, тривиальным и глупым. И был ли вообще тогда смысл пытаться, если я давилась собственными мыслями, которые никак не могла облечить во что-то подобающее литературному произведению?
А время неумолимо шло вперед. И каждый день, когда я сидела перед монитором, единственная мысль червем проедала мне мозг: осталось не так много времени – как бы это ни было глупо. Торопиться мне было некуда, никто не нависал надо мной в ожидании готового романа, но не покидало ощущение, что я теряю драгоценное время и должна спешить, бежать, пока оно не кончилось совсем. Так что садиться за работу становилось все тяжелее, потому что я знала: через считанные минуты меня вновь накроет паника.
Вот и теперь я сидела перед чистым белоснежным листом, ярко слепящим глаза с экрана. Еще несколько минут назад я провернула колесико мышки, чтобы пара предложений, которыми заканчивались мои наброски, не мозолили глаза, но не могла избавиться от мигающего курсора – хотя бы он должен был напоминать мне о необходимости писать.
Я дотянулась до монитора и убавила яркость, откинулась в кресле с опущенными плечами. В голове зияла абсолютная пустота, но где-то на периферии сознания роились мысли, которые я никак не могла ухватить. Грудь дрогнула в слишком глубоком вдохе, а затем – сильно просела от тяжелого выдоха. Я запрокинула голову и закрыла глаза. Это все просто не имеет ни грамма смысла! А еще у меня чертовски сохли губы, горло саднило от жажды, но я не могла встать из-за стола и спуститься попить, потому что тогда точно не вернулась бы в кабинет.
Я сидела так, с запрокинутой головой и бегающими в поисках мыслей под закрытыми веками глазами, когда на столе вдруг раздался вибрацией мой телефон. Вот оно, спасение! Я тут же схватила его – вдруг что-то важное, например, Адам пишет, что хотел бы на ужин. Тогда у меня появился бы реальный повод спуститься вниз, на кухню, и забыть на сегодня о мигающем на пустой странице курсоре.
Но это был не Адам. Пришло сообщение от моей хорошей подруги Харпер, с который мы учились на одном курсе, но по воле наших послеучебных планов разъехались по земному шару.
Харпер: “Хей, Бьянка, ты уехала в Вашингтон, как хотела?”
Почему-то это сообщение показалось мне слегка неловким, но я заглушила свою тревогу и быстро напечатала ответ.
Я: “Привет, О’Хара (прозвана всем курсом за взбалмошный характер), ага, теперь живу примерно в полутора часах от Сиэтла”
Харпер: “Отлично! Потому что я тоже тут”
Мои брови сразу сдвинулись к переносице. Харпер точно не должна была быть в Сиэтле. По крайней мере, не сейчас.
Я: “Как? А ты разве не в Лондоне с Майклом?”
Харпер: “Ахаха, не-а, да ну его”
Я знала, что за этим сообщением сквозит боль, но допытываться не стала. Харпер никогда не умела выражать