есть помощник? – спросил Межин.
– Андрей; ничего не понимает в нашем, понимает только бизнес, и то с грешками. Мы сейчас сразу уезжаем в N.; хотите поехать с нами? – спросил у Еленского. – Вы наблюдаете: noblesse oblige, я полагаю, любопытное что-нибудь увидите. Хотите взглянуть на здешнюю политическую жизнь? Конечно, увидите самый краешек, но, может, и интересненькое что-нибудь увидите. Ха-ха-ха-ха! В здешнем болоте забавные бекасики встречаются: возьмите хоть, – ха-ха-ха! – Почтеннейшего Псоя Иудыча, – ха-ха-ха! Да, имечком Господь наградил. Это мой главный противник, ха-ха-ха! Ну, что, поедете? Прекрасно. Выезжаем, – взглянул на часы, – через полчаса. Не хмурься, прекрасный отпрыск, – засмеялся, взглянув на Ольгу. – Я беру всего на два дня. Ну, – обратился он опять к Еленскому, – увидели что-нибудь интересное, пока ездили?
– Я встретил почти сразу, недалеко от кошары, которая в километре примерно от вас, мальчика, младшего сына этой семьи карачаев, владеющих кошарой, и, когда спросил у него, мусульманин ли он, он сразу нахмурился, потом, кажется, испугался. Сказал, что он не мусульманин, потому что русский, я сказал, что он карачай, и опять спросил, как он верит, он опять повторил, что он русский.
– Крысиная работа, – усмехнулся Алексей Дмитриевич, – «борьба с радикальным исламом». Под подозрение насчет «участия в бандитском подполье», то есть насчет связей со здешними мужахедами, попадают почти все мусульмане, даже те, о которых известно, что в вере, так сказать, «теплы».
Глава 14
Позавтракав, Алексей Дмитриевич ушел, сказав, что зайдет за ними минут через десять, и почти сразу за ним ушла Ольга, ехавшая на корт и ехавшая с ними: с ее джипом что-то случилось и он был оставлен на попечение конюха, который был по совместительству механиком.
– Ты меня очень удивил, – сказал Межин, садясь на широкие перила и закуривая: – я от тебя не ожидал, то есть чтоб в первый же день… От нее тоже не ожидал. Разумеется, ничего не имею против. Но должен тебя предупредить; в Библии где-то говорится, что всякая женщина сеть, это так, но у нее, мой друг, сети стальные: не вырвешься. Смеешься? Ну, я тебя предупредил. А какая она прелесть; правда? Да, она не красивая, а прелестная. В ней есть то, что называют «изюминкой» и «тайной»… особое устройство организма, так ее Бог или природа создала, чтобы лучше нас, грешных, завлекать.
– Да, в ней есть «изюминка» и «тайна», – Еленский тоже сел на широкие перила и закурил, – но насчет того, что это «особое устройство организма», ты очень ошибаешься; это явление духовного порядка.
– Ха-ха-ха-ха! Ты, кажется, совсем не изменился, ха-ха-ха! умрешь с «идеализмом в мозгу» и «романтизмом в сердце». И насчет политики, наверно, так же думаешь, ха-ха-ха-ха! как ты говорил? да, что «политика в самом высшем смысле никак не влияет на то, что называют жизнью», ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха-ха! Да, так же. А что, твои взгляды, то есть политические, я думаю, изменились за эти почти три года в «Великой России»? я еще в Москве хотел спросить, но как-то все сбивались на другое.
– Кое-что изменилось, но не потому,