романса. «Без сюртука в одном халате… Фуражка теплая на вате, чтоб не остыла голова». Чувствовалось, что за обедом хозяин дома немного выпил. Был подчеркнуто любезен.
– Вы, Алексей, не хотите ли попробовать сладенькой смородиновой наливочки моего приготовления?
– Да, я еще того… Понимаете? – промычал я неопределенно.
– Понимаю, понимаю. Так вы хотите завести охотничью собаку? Дело хорошее, но хлопотное.
Борис Данилович рассказал о том, как надо выхаживать щенка, о необходимости в дальнейшем зарегистрировать собаку в Обществе охотников. Еще я получил много других ценных наставлений и, наконец, мне были показаны два изумительных белых крапчатых малыша породы сеттер лаверак, что по-нашему – английский сеттер. Из разнополых щенят я выбрал кобелька. Забрать это чудо можно было к концу лета, когда мать перестанет кормить свое потомство.
Из разговоров взрослых я уяснил для себя факт наличия среди обитателей нашего поселка того времени художников – творцов, вызывающих особое, почтительное уважение. В их числе были, конечно же, Б. Д. Королев и И. И. Машков. Надо вспомнить еще Игоря Эммануиловича Грабаря – невысокого, сухопарого человека всегда строго, элегантно одетого, отличавшегося завидной пунктуальностью. Ровно в час дня он выходил на предобеденную прогулку по тропинке вдоль поселка, и по нему можно было проверять часы. К числу корифеев, безусловно, принадлежала и Вера Игнатьевна Мухина.
Дом Мухиной выглядел весьма скромно рядом с трехэтажным архитектурным сооружением, увенчанным террасой с деревянной колоннадой, ее соседа Грабаря. Дача-мастерская Мухиной практически не имела мастерской, соответствующей масштабности ее творчества. Это был длинный приземистый сруб с мансардными комнатами под крышей. Работала Вера Игнатьевна в некоем летнем сооружении, внешне напоминающем теплицу, размещавшемся за прудиком в десятке метрах от дома. В Абрамцеве Мухина жила уединенно со своим сыном, её поддерживала семья сторожа Василя, которая и занималась коровой, огородом и другими хозяйственными заботами. Внешне Вера Игнатьевна выглядела суровой, замкнутой, неконтактной. Так ли это было на самом деле? К моей маме она относилась с искренней сердечностью и теплотой. Мамин портрет работы Мухиной бережно хранится у нас в семье.
Кроме уже упомянутых мною художников, живших в нашем поселке в те годы, вспоминаю и другие имена: Е. А. Кацман, В. Н. Перельман, Б.В.Иогансон… Их дачи-мастерские располагались в начале поселка за оврагами. Их дети были постарше, внуки помоложе, так что в памяти тех лет остались лишь имена художников.
В первое послевоенное лето на нашей поляне перед участками Радимовых появилась пухленькая миловидная девочка лет семи-восьми со светлыми волосами, заплетенными в косички и, вероятно, с бантами. С ней был еще худенький мальчик, как выяснилось младший брат, еще был огромный мяч. Светлана и Коля Немоляевы и их огромный мяч – эта картина из далекого прошлого запомнилась на всю жизнь.
На всю жизнь