барахлишко, и в гранд-комиссионку, где покупатели всегда найдутся.
Ковач опять идет впереди, размахивая в такт шагам мельхиоровым уродцем. Веди меня, мой мрачный друг, прозревающий новое оледенение Европы. Твой взгляд – это взгляд могильщика, человека из похоронной команды, который делает свою работу без радости, только куда денешься? Ты будешь подбрасывать череп в руках, с грустью восклицая: «О, бедный Йорик!», но все равно возьмешь в руки лопату и швырнешь в могилу пласт чернозема. Все умрут, короче, а ты останешься стонать на развалинах былого величия, последний из могикан по имени Ковач…
Звонить приходится долго. Наконец, дверь распахивается, и на пороге возникает она – в халате и с заспанным лицом. Получив в подарок мельхиоровую нелепицу, она с недоумением вертит ее в руках.
– Это мне?!
Ковач молча раздевается.
– Я тебя спрашиваю: это мне?!
Он проходит в гостиную, останавливается у камина.
– Опять не топила? Вот же деревяшки, могла бы бросить в топку!
Он с треском крошит деревяшки, аккуратно сложенные у камина. Их таскает с работы Свен: когда на факультет приходит партия приборов, он разламывает деревянные каркасы, набивает ими багажник «Ситроена» и привозит домой. Он очень горд тем, что добывает дармовое топливо, говорит: экономит много денег. Только русской жене экономия по барабану, она может целыми днями лежать в холодном доме и смотреть в потолок.
– Свен не пришел? – спрашиваю. – Он же говорил, что университет тоже бастует…
– У них забастовка на рабочих местах.
Она ставит фруктовницу на камин.
– Под пепельницу сгодится, – говорит, глядя на Ковача. Тот пожимает плечами, мол, твое дело.
В топке загорается деревяшка, вторая, пламя вспыхивает в полную силу, и я присаживаюсь на корточки. Чувствуя волну тепла, протягиваю руки к огню (весь день мечтал согреться!). Огонь гипнотизирует, и я не успеваю заметить, как парочка отправляется в мансарду.
Вдруг приходит в голову: их секс – сродни манипуляциям реаниматолога. Врач пытается расшевелить анемичного пациента, поддержать в нем жизнь, и пациент на время оживает. Но вскоре энергия иссякает, требуется новое вливание, то есть, Ковачу опять надо трахать ее с отчаянной надеждой на выздоровление. Эй, дружище! Пациент скорее мертв, чем жив! Только он не слышит мысленный посыл, а озвучить его я не решусь. Мне оно надо? Пусть переживает Свен, это он объелся груш и позволяет жене то, чего позволять нельзя. С другой стороны, если сам не можешь работать «реаниматологом», не мешай другим. В этом двухэтажном доме со старинной мебелью, стильными обоями и патио – космический холод, здесь постоянно нужно согреваться, а твоя профессорская душа ни фига не греет (как и тело, впрочем).
Свен появляется раньше, чем двое спускаются сверху. Интересно: будет скандал? Поскачет через три ступеньки, схватив по дороге колющий или режущий предмет? Увы (или к счастью?), не скачет, присаживается рядом и тоже протягивает руки к огню. Говорит, что такой зимы не помнит давно, даже машины