Он мне ничего не разрешает…
– Ты живешь на третьем этаже, да?
– Да.
– А сколько у вас комнат?
– Две.
– А ты спишь в одной комнате с родителями? – вдруг спросил кто-то, вспомнив, очевидно, что мы прервали обсуждение животрепещущих вопросов.
– В одной, – ответила Лара. И вдруг неожиданно добавила: – Папа каждую ночь подходит к моей кровати, сбрасывает одеяло и смотрит.
– Каждую ночь? – удивилась я.
– Да.
– Зачем? Он что-нибудь говорит?
– Нет, ничего не говорит. Только долго смотрит. Он мне не разрешает спать в трусах. Проверяет.
В эту минуту вышли наконец Ларины родители, и отец очень громко и резко позвал ее. Я думала, что после этого Лара начнет постепенно играть во дворе вместе со всеми нами. Но больше она никогда не бывала одна и выходила из дома только с родителями. Отец всегда шел посередине и крепко держал Лару и ее мать под руки. Скоро они переехали, и я больше ее не видела.
Иногда девчонки, наигравшись в мячик, устраивали отдых и, подпирая стену дома дразнили меня. Обычно начинала моя ближайшая подруга:
– Надь, признайся – ты ведь еврейка!
– Я?! – У меня сразу начинает стучать сердце и покрываются потом руки.
– Да, конечно, – иезуитски спокойно продолжает она. – У твоей мамы фамилия оканчивается на «-ин», а так оканчиваются только еврейские фамилии.
Господи! Спасибо ей! Благодаря именно ей я и узнала такое «правило».
– Даже если бы моя мама и была еврейка, моя фамилия Лаптева – значит, я русская!
– Ну и что! По матери ты все равно еврейка! И потом ты черная и у тебя еврейский нос!
Я приходила домой, плакала и просила бабушку пойти в школу и сказать учительнице, чтобы она запретила детям дразнить меня. Я действительно была очень смуглая и нос у меня был длинный, это правда. Но все это происходило от какой-то прабабушки-турчанки, которую привезли, по рассказам мамы, после Крымской войны в Курскую губернию и от которой потом все в роду моего дедушки стали очень темными с иссиня-черными волосами, восточными глазами и длинными, с горбинкой, носами. Мне хотелось доказать детям, что я совсем не еврейка, а доказать, настаивая, невозможно. Не помогали ни Карл Маркс, ни другие авторитеты. Со временем, уже взрослой, не раз сталкиваясь с подобной проблемой – когда на тебя смотрели с затаенной неприязнью, словно ты обманщица и что-то такое скрываешь от всех, – я спокойно относилась к подобным вещам и говорила:
– Нет, я не еврейка. Но думайте, как вам больше нравится.
Это действительно была проблема. Существовал государственный антисемитизм со сколько-то-процентной нормой для евреев при поступлении в основные вузы. Но кроме этого антисемитизм в той или иной степени живет почти в каждом, хотя порой он спрятан очень-очень глубоко. Не раз я слышала от своей матери о тех, кто жил под нами: «Не ходи к ним – у них грязно!» И я стала ассоциировать это понятие с национальной принадлежностью. Обе девочки, Бэла и Фира, были замечательные, добрые и смешливые; мы часто играли вместе, но только во дворе.