я. Мама у меня всегда смелая. – Если бы все были такие, как папа, давно бы уже коммунизм построили, правда?
– Наш папа – идеал! – убежденно соглашается мама.
Мысль о том, что у меня есть дедушка, который живет совсем рядом, но которого я не могу видеть, не дает мне покоя.
– А давай съездим к дедушке в Винницу? – пристаю я к маме.
– Что ты! Нельзя! – испуганно отвечает она.
– Почему нельзя?
– Как же мы поедем? Что скажем в Москве? А папе как объясним?
– А мы потихоньку, папа не узнает, по дороге сойдем с поезда и навестим его!
– Нет-нет, я не могу так, я должна получить согласие папы, а папа его никогда не даст.
Вернувшись в Москву, я тут же объявляю:
– А у меня есть дедушка, я теперь знаю все! Вы мне все врали! – Мои глаза наполняются слезами и суживаются до мстительных щелочек.
После этого семейной катастрофы не произошло, но… Не знаю, о чем говорили между собой родители, когда я не могла их слышать, но теперь летом меня отправляют не в Сумы, а на дачу. Весной папа и мама едут смотреть дачные предложения, выбирают подходящий вариант, и, как только заканчиваются занятия в школе, нас с бабушкой Ниной перевозят на летнее житье в Подмосковье.
Это открытие перевернуло многие мои представления. Я уверена, что детям никогда нельзя говорить неправду. Думаю, что им все можно объяснить в доступной форме, чтобы не нарушать привычный порядок жизни. Теперь я ощущала себя не только хранительницей некоей семейной тайны, которую мне доверили и которую ни в коем случае ни под каким видом нельзя разглашать, но и стала задумываться над многими вещами, называемыми «миром добра и зла», и росла страшной «антисоветчицей». Когда я открывала рот, чтобы высказаться, мама бежала закрывать форточку, испуганно оглядывалась, махала руками и повторяла:
– Тише! Тише! Что ты говоришь! Соседи услышат!..
Соседка слева, по словам мамы, доносила в «органы», а сосед снизу там работал.
– Кем? – я люблю конкретность.
– Ну, понимаешь… он там, видимо, при допросах… Слышишь, как кричит, когда приходит домой? Нормальный человек ведь так кричать не будет…
Я слышу: от его голоса, который сотрясает пол в нашей квартире, позвякивают рюмочки в буфете.
Перераспределились и роли моих родителей. Какой-то червь засел у меня внутри: разумом понимая, что произошло когда-то, душой принять отношение к деду я не могла. Я стала постепенно охладевать к отцу, с которым очень дружила в детстве. И он, уйдя из жизни, ушел навсегда и из моей жизни. Я вспоминаю его как нечто далекое и закончившееся, словно смотрю фильм.
Я любила рыться во всяких недозволенных местах. За это меня ругали, но ничего не помогало. Особенно я любила залезать с тетину тумбочку, когда приезжала к ней в гости: там я находила тетины украшения: кольца, цепочки, серьги, брошки, кулоны, бусы; рассматривала, примеряла и могла заниматься этим часами, вертясь перед зеркалом и так, и эдак.
– Что ты там ищешь? – сердится бабушка. – Тетя Аня увидит, будет недовольна!
– Не будет! Я все на место