революция-то была только у нас!
– Но это – самое великое в мире событие!
– Видишь ли, – мягко говорит папа, не поддерживая моей идеи, – пройдет какое-то время и еще может произойти какое-нибудь великое событие, поэтому лучше придерживаться старого календаря.
Он как-то очень умело наводит на мысль, что не все так думают, как я. Это где-то откладывается в подсознании и в конце концов заставляет задумываться. Когда впоследствии мама ужасалась моим «антисоветским» словам и говорила: «Мы тебя этому не учили!» – я думаю, она была не права. Именно они научили меня – давали в детстве полную независимость и свободу, не навязывая ничьих мнений, думать, сравнивать и действовать самостоятельно и не подчиняться формуле: «Быть как все». Я слышала дома, как слова «советская интеллигенция», «выдвиженцы», «стахановцы» произносились с легким оттенком иронии.
Я болею – у меня ангина. Врачи советуют удалить гланды, но мама почему-то не хочет, говоря, что человеку нужны все органы. Поэтому я часто болею. Это приятно: не надо ходить в школу, хотя я ее очень люблю. Пока. Но все-таки иногда хочется забыть о ней и валять дурака. Описывая детство, ни один писатель, мне кажется, не обошел вниманием это приятное ощущение ребенка.
Я лежу и смотрю на солнце в окне. На улице настоящая зима с поскрипывающим снегом, санками, коньками, с разрисованными морозом окнами. Когда смотришь на этот удивительный узор, представляешь дремучий заснеженный лес, в который Иван Сусанин завел врагов. Февральское солнце, которое уже «повернуло на весну» – так написано в учебнике по географии, – днем растапливает узор, ярко бьет мне прямо в глаза, лежит квадратом на паркете, заливает теплом постель, отчего становится жарко. Я сбрасываю одеяло.
– Что ты делаешь! У тебя же температура! – ужасается бабушка и старается укутать меня снова.
– Пусти! – вырываюсь я. – Я загораю!
– Через стекло загореть нельзя! Оно не пропускает ультрафиолетовые лучи, – объясняет бабушка, стараясь натянуть одеяло.
– Ну и что?
– А то, что без них загара не бывает!
– А я попробую! – настаиваю я и опять сбрасываю одеяло.
Домашние задания приносит мне двоечник Белов, с которым я обычно занимаюсь после уроков, – это называется «подтягиваю». Почти ко всем отличницам прикрепляют таких отстающих, чтобы повысить успеваемость. Белов, видимо, считает, что тоже должен в чем-то помогать мне, поэтому каждый день после уроков я слышу звонок в дверь – это Белов.
– Пришел! – многозначительно говорит бабушка, направляясь к входной двери. – Укройся повыше, он с мороза.
Белов усаживается напротив на подставленный бабушкой стул и подробно рассказывает, что задали на дом. А я, укрывшись одеялом по самый подбородок и совершенно не слушая его, смотрю на него весенним взглядом женщины, отчего он смущается и отводит глаза в сторону.
В младших классах я впервые, кажется, столкнулась с «социальной несправедливостью».
Нашей классной