падала. Было такое чувство, что она лежит на горячей сковороде. Высокий парень держал на поводке здоровенную колли, напрасно ей что-то крича – та прыгала как безумная, рвала поводок билась об асфальт, бросалась на хозяина, чтобы через секунду броситься в другую сторону.
Послышался вой – какой-то пес в парке выл, словно у него живьем вырывали шерсть.
Собаки что-то слышали, чего не мог слышать человек, и им это очень не нравилось – и это было не в трубке, а прямо здесь, в Самаре, в Парке Горького. Началось это только что.
– Полминуты. – сообщил мне голос в трубке.
Я зажмурила глаза, попыталась успокоить дыхание и начала подниматься по ступеньками мира звуков – так быстро, как никогда ранее.
Первая. Сипит мое дыхание. Стучит сердце. Жужжит муха на окне. Вторая. Света говорит с покупателем. Заходится лаем колли на поводке. Хрипит такса.
Я подавила рвотный позыв. Не думать об этом, не думать…
Третья. Воют псы во всем парке и за его пределами. На улицах, в квартирах. Топочут ноги, кричат голоса хозяев, отдавая питомцам бесполезные команды. Скрипят тормоза машин, гудят клаксоны – четвероногие мчат по проезжей части, не разбирая дороги, лают, визжат, врезаются в машины, автобусы, трамваи.
Четвертая…
И вот на этом четвертом уровне, который всегда был для меня уровнем небес и тишины, я услышала скрипку и виолончель. Впервые в жизни это было неприятно – звук шел словно отовсюду и ниоткуда, тихо, но закладывая уши – так звучит ультразвук, или пищалка, отпугивающая комаров, только музыка была еще тише, на грани слышимости.
Я приоткрыла глаза, мельком посмотрела на Свету – она спокойно протягивала молодому парню букет роз. Тот прикрыл глаза, вдохнул аромат, улыбнулся, достал купюры из кошелька.
Никто не слышал эту музыку кроме меня и собак за окном.
Вот только я понятия не имела, чья это музыка. Мотив знакомый, я его где-то слышала, но где? Кто всерьез запоминает этих композиторов, кроме преподавателей музыки и студентов музыкальных училищ?
– Я слышу, но… не знаю! Какой-нибудь Бах, то ли Бетховен…
– Ну вы даете… – с укоризной произнес голос. – Хотя бы напойте.
Такса на асфальте дергалась все реже. Колли вырвала поводок и бросилась вдоль по улице, мотая головой и виляя зигзагами, словно огибала невидимые стволы деревьев, иногда вставала на задние лапы и кидалась на землю, словно пыталась нырнуть в асфальт. Я закричала в трубку:
– Выключите! Здесь собаки на улицах… мучаются!
– Напойте. – ответил голос неумолимо. – У вас еще девять секунд.
Я отвернулась от окна, еще раз прикрыла глаза, прислушалась еще раз. Мотив тревожной музыки был простой, он повторялся из раза в раз – и я пропела, почти прокричала ноты в трубку – держу пари, вышло фальшиво.
Покупатель вытаращил на меня глаза, Света же посмотрела мельком, всучила ему букет и спровадила до двери.
– Это «Аллегретто» – первая из трех частей «Палладио» Карла Дженкинса. – оборвал меня голос. – Но его приписывают Вагнеру и называют «Танец Смерти». Карл всегда