Зато ваши-то, ваши – мазилы известные.
– Главное, играть надо уметь.
– Нет, это ведь только Петрович помог вчера своим, – не унимались в заднем ряду. – Личное участие играет большое значение. Где сидел-то – на западной?
– На востоке, – нехотя ответил Петрович.
– Значит, солнышко хорошо тебя освещало. «Спартак» радовался: вон Петрович сидит, свой человек.
– Спорт без зрителя – ноль, – солидно поддержал водитель, складывая свою газету. – Не пора ли, ребята, трогаться?
– Погоди, ещё одного «динамовца» нету, – сказали ему.
Огорчаясь привычным собственным молчанием, Аратов, конечно, нашёл бы, о чём поговорить с попутчиками – но не о футболе же. «Сколько толковых мыслей загублено этой болтовней!» – не раз говорил он своему другу, даже и не один футбол имея в виду, но и всякий спорт: в нём Игорь считал достойным быть лишь участником или беспристрастным зрителем, но только не вести о состязаниях не кончающихся ничем разговоров, – и одно время, недолго, и в самом деле – участвовал: ещё в школе записавшись в велосипедную секцию, делал такие успехи, что тренер только и ждал следующего лета, когда возраст позволил бы Аратову выступить в дальней гонке: значок мастера был бы обеспечен. Для него, самого, однако, важнее было другое и, готовясь к поступлению в институт, он бросил тренировки. Теперь ему оставалось лишь кататься в одиночку по загородным дорогам, скучая по азарту гонок и нуждаясь если не в соперниках, то в очевидцах побед. Ни тех, ни других не сыскать было на шоссе, и Аратов пробавлялся малым, изредка позволяя себе пустое озорство: дожидался перед крутым подъёмом случайного велосипедиста и, делая вид, что изрядно старается, позволял тому обогнать себя; его обычно награждали ликующим восклицанием типа: «А ещё на «гончем!» Поотстав метров на сто, Игорь, поднимаясь с седла, начинал рывок. Велосипед раскачивался под ним в такт движениям ног, и он упивался этим ритмическим движением, сожалея только об отсутствии музыки: думал, что хорошо бы идти так под джаз. Аратов мог даже позабыть, зачем вдруг понёсся, очертя голову – ощущение свободного владения системой мускулов и колёс было прекрасно само по себе. Но одного момента он не упускал никогда: пусть и без необходимости, коротким «Эй!» потребовать дорогу, когда обессилевшая жертва спешивалась на подъёме, не подозревая преследования. Это могло бы заинтересовать соседей по автобусу, но в своё время Аратов выбрал себе здесь роль не рассказчика, а слушателя.
Теперь и подавно поздно было напоминать о своём спортивном прошлом, потому что с завтрашнего утра нужно было ездить уже другим рейсом, с другими людьми, с инженерами из КБ, и дорожных бесед естественно было ждать – других. Размышляя об этом, он так ушел в себя, что не отозвался на оклик и обернулся лишь когда его тронули за плечо.
– Витя! – пробормотал он. – Что это ты – не своей дорогою? Да ночевал ли ты дома?
– Всё в порядке, старый, – засмеялся тот.
– Но если – дома, то