ниже и проанализировать ситуацию с состоянием кожных покровов моего лица вот тут с левой от органа обоняния стороны.
– А я и смотреть, братец вы мой, не стану. А зачем? Я ведь знаю, что там должно было быть, и чего теперь уже не наблюдается. Разве вы не помните вчерашний визит к талантливому нашему экстрасенсу Берендюкову Степану Леонидовичу?
– Ах да, эти руки, излучающие тепло или возможно некую малоизученную энергию, например, исходящую из космоса – конечно, этот эпизод еще хранит моя память. Так что же?
– Ну, уж вы сразу о каких-то энергиях. Космос. Вот так всегда. Экстрасенс – это так, чтобы сказку, как в песне поется, сделать былью. Аферисты они все, если хотите знать мое мнение. Так что, вчерашний сеанс – это чтобы за рамки реалистического формата не выходить. Но ведь, мил человек, разве на самом деле не чудо ли это было, посланное нам… то есть вам Писателем нашим? Вам этого мало? Ну честное слово, нет у меня, милостивый государь, желания ботинки снимать и ходить по воде, доказывать всемогущество Писателя нашего. Я бы лучше поплавал. Дни-то вон какие теплые стоят. Тут ведь надо еще с Писателем договориться о такого масштаба демонстрации чуда, постараться толкнуть его на это. Но ведь того гляди толпа соберется, да еще милиция прилетит – а я там лицо известное, мне нельзя. Не знаю, разве что ночью или вечерком. Правда ночи белые стоят, толпы влюбленных гуляют, тоже не самое лучшее время. Повторяю, если бы не формат, я бы вам сейчас в порядке доказательства живого мамонта привел на поводке и заставил бы его по-птичьи щебетать и на задних лапках прыгать или эту… летку-еньку танцевать. Право, моей личной фантазии не хватает, что еще придумать. Луну вам, что ли, в сиреневый цвет перекрасить?
– Вы, уважаемый, успокойте реакцию вашей нервной системы, ибо я не отрицаю факта исчезновения новообразования, покоившегося до сего момента у подножья моего выдающегося органа обоняния. Действительно явление необъяснимое и сопоставляя его с фактом нашего разговора вчерашнего, нельзя ни смириться с вытекающим из всего этого выводом о том, что сверхъестественное явление имело место и ставит меня перед необходимостью считать доказательным все выше вами изложенное. Слава Писателю! А этих… доисторических представителей фауны – их того, не надо…
– Отлично! Поздравляю от всей души. Позвольте, я вас обниму и расцелую. Вот так! Теперь я не буду один. У меня есть соратник. Это же праздник. Настоящий праздник. Ну, вы знаете, что-то вроде крещения должно было бы быть в такой вот торжественной ситуации. Что бы такое придумать, обряд какой-нибудь? Окунуться в бумажную макулатуру или что-нибудь этакое… Но Писателю, повторяю, это все не нужно. Это я так… И вообще тут много чего не так, как у людей, извините. Вот, к примеру, понятия «грех, согрешить» поощряются писателем более, чем праведность и набожность. Ибо это необходимо для сюжета, как соль, перец, сахар – при приготовлении тех или иных блюд хозяйкой. Иной раз согрешить, совершить преступление – это просто подвиг во имя нашего писательского мира. Драма ведь