Евгений Москвин

Искры из-под лыж


Скачать книгу

его и то, что с ним связано. И уже позже, в институте и после его окончания, когда Алексей устроился на работу и женился, – все продолжалось одно и то же. Его ничто не меняло.

      Занятно еще, что в его мнительности гораздо чаще отсутствовала агрессивность; даже когда Алексей говорил кому-нибудь: «Ты что-то не договариваешь, скрываешь… ну, скажи мне, кто за тобой стоит?» – он делал это чаще с нудным постоянством, а иногда и мудрым спокойствием. Позже, к двадцати восьми годам, он стал уже посмеиваться над собой, отмахиваться, говорить, чтобы на него не обращали внимания; это, однако, не означало, что он несерьезно относился к своей всегдашней подозрительности.

      Когда-нибудь это должно было обернуться чем-то серьезным.

      Эта история началась с того, что его уволили с работы. Он тогда работал в телевизионной компании, на ведущем канале, в информационной передаче – уже два года, он прочно обосновался на должности редактора и был на хорошем счету, чтобы, наконец, его перевели на должность диктора. Его должны были перевести с недели на неделю, как вдруг случилась совершенно нелепая история (как всегда): на какой-то внутренней презентации будущий начальник Алексея подал ему микрофон на сцене, – когда Алексей не ожидал этого. Мой брат не сразу сориентировался, не знал, что говорить (не такой уж и большой аудитории, сидевшей перед ним), перенервничал (а начальник как раз представил его как будущего диктора), стоял перед микрофоном, лепетал что-то невразумительное – в результате тот прервал его, забрал микрофон и со словами «ничего-ничего, не переживай, успокойся, ты неплохо выступил» продолжил презентацию.

      Алексей не просто не успокоился – мало того, что он решил, что его подставили, – чтобы показать его некомпетентность в будущей должности, – каждое разуверение в этой версии, которое позже следовало от коллег (а также и слова начальника сразу после), он воспринимал, как обман и издевательство. Он так накручивал себя, что в результате написал ему электронное письмо, в котором говорилось, что «если вы решили таким образом избавиться от меня… должно быть, меня вообще хотят уволить с телевидения… то можно было бы просто сказать об этом в открытую, а не подстраивать такие эпизоды и саботировать меня». Еще он написал, что определенные люди, видимо, находятся в сговоре с начальником, потому что так же старались разубедить Алексея в том, что этот эпизод на презентации действительно имел какое-то значение: «По их улыбкам я понял, что они просто издеваются надо мной».

      Все, разумеется, знали об Алексеевой мнительности, однако адресату письма это, так или иначе, пришлось не по вкусу. Алексей мог еще замять эту историю – вполне, – если бы когда его вызвали за объяснениями, настроил себя на положительный лад.

      Однако на следующий день – когда начальник вызвал его – Алексей вел себя крайне недоброжелательно, – мне представляется этот его нудный взгляд, упорный, который я знал уже много лет, недоверчивая, пренебрежительная интонация: Алексей с раздражением выложил все, что крутилось в его голове.

      – Я же сказал вам: