вопросов, которые я опускаю. Скажу только, что с этой темы мы не сходили еще минут десять, а потом я, наконец, передал Мишке одну из двух балок, которые он собирался прибить.
– Что это? Я думал, вы закончили строительство! – удивился Пашка.
– Нет, Мишка хочет… – начал было я, но Пашка тотчас же резко положил мне руку на плечо:
– Да заткнись ты, я не с тобой разговариваю…
– Еще две балки – я так решил, – сказал Мишка, – накрест прибьем и номер повесим. Загляденье будет!
Сержевы глаза-ромбики загорелись.
– Дай нам с Пашкой прибить. Ну пожалуйста!.. Ты ни разу никого не подпустил к своей «верхотуре», хотя что мы только тебе ни предлагали за свое участие, но теперь-то можно, а? Всего две балки осталось. Я одну и Пашка одну, а?
Мишка молчал. Серж, вероятно, восприняв это, как добрый знак, начал сулить Мишке «по тридцать вкладышей с носа».
– Я не играю на вкладыши, уже говорил тебе.
– А я и знаю, что ты не играешь на вкладыши. И помню, что ты уже говорил мне, что не играешь на вкладыши, – вытянувшись в струнку, Серж кивал с видом человека, знающего все на свете. Но решающим оказалось для меня то, что он в это время так ни разу и не взглянул в мою сторону… хотя говорил обо мне.
Это и выбило меня из колеи.
Я схватил Мишку за рукав.
– Слушай, может быть…
Брат мигом обернулся.
– Разве мы вчера с тобой не обсуждали… – вырвалось у него, но он тотчас осекся, покраснел; он себя выдал, конечно.
– Я подумал, что все равно… – заговорил я, но, встретившись с ним молящими глазами, замолчал и фразу так и не докончил.
– По тридцать вкладышей с носа, – спокойно повторил, между тем, Серж, – верно, Паш, по тридцать?
– Да-да… – подтвердил тот со свойственной ему вялостью; это, однако, и являлось свидетельством того, что он готов выполнить обещание. (Скорее всего). Говори он четко и уверенно, шансов на это было бы гораздо меньше.
– И самые новенькие подберем. Вкладыши-купюры. Турецкие лиры с Ататюрком, и шведские кроны… правильно, ведь кроны у них, кажется? А как там этого чувака зовут, который на них изображен, я уж и не знаю. Лицо и прическа человека, занимающегося музыкой. Но если у Макса будет такая купюра, он сумеет спросить у кого-нибудь, чей это портрет. Может, его мать знает, она же музыкант… – поначалу Серж, как и раньше в споре о велосипедах, осторожно вворачивая выгодные аргументы, потягивал, так сказать, за правильные ниточки, но как только увидел, что я клюнул, пустился нести все подряд – что ему только в голову приходило, – у меня и дойч-марки есть… пятерка… а у тебя, Пашка, десятка, кажется?
– Да-да, десятка…
– У нас еще коллекции с кораблями есть и мотиками, но там-то только мы повторные можем отдать – но и они крутые, зуб даю.
– Хорошо, подождите пару минут, – Мишка приобнял меня, – мы отойдем в сторонку и все обсудим. Пошли, – он подмигнул мне; его лицо уже не выражало и тени прежнего волнения – я понял, он что-то придумал, и был уверен, спешит со мной этим поделиться.
Однако