что-нибудь?» или даже «Что вы там видите, а?.. Расскажите хоть!» и т. д. и т. п. Перфильев при этом неизменно хранил молчание – так что даже под конец Лукаев на него немного обиделся.
Надо сказать, насколько многообещающе таинственным – даже в этот яркий день – дом выглядел снаружи, настолько же разочаровывающим оказался он внутри: более неприглядного и скотского места представить себе было трудно! Вся таинственность развеивалась в одно мгновение – ее сменял полный хаос, ничего больше. Повсюду валялись какие-то старые, выцветшие от пыли бутылки, многочисленные микросхемы от телевизоров (тут же к одной из стен прислонен был и битый кинескоп), – пустые газовые баллоны с облупившейся оранжевой краской и пр.; пол возле печи усеян был кирпичной крошкой – остатки стройматериалов. В комнатах не было не только мебели, но и вообще ни одной целой вещи, пригодной к использованию. Один лишь предмет среди всего этого хлама привлек внимание Перфильева – дырявый целлофановый пакет, доверху набитый пинг-понговыми шариками, – и то только в том смысле, что он просто не мог взять в толк, откуда этот пакет здесь появился (шариков там было, по меньшей мере, штук двадцать), – к цели же его поисков эта вещь вроде бы не имела никакого отношения. Перфильев не мог объяснить своего чувства, однако ему почему-то сразу стало ясно, что это место давно пустует. Конечно, он все же еще задержался на пару минут, чтобы заглянуть наверх, – лестница, ведущая на второй этаж, была вся в широченных трещинах, в которых виднелись кусочки паутины и древесной стружки. Перфильев остановился на ее середине и заглянул в квадратный потолочный проем – весь пол верха был завален погонкой, обухами, рваными покрывалами и бог знает чем еще; окно слева представляло собой потрясающую гробницу всевозможных насекомых, застрявших в паутине; воздух был сильно спертым. Дальше Перфильев не ходил, а сразу же спустился вниз.
– Я вас все время звал. Почему вы не отвечали? Голос пропал, во рту пересохло? – осведомился Лукаев, когда сторож, отряхивая колени, шагнул на дорогу.
Вид у Перфильева был скучающим.
– Я увлекся… немного, – Перфильев снова сделал ударение на последнее слово и все продолжал отряхиваться.
– Увлеклись?
– Пустяки, – отмахнулся Перфильев, и не желая отвечать на вопросы, но все же удостоил Лукаева важным извещением:
– Там никого нет, только зря время потеряли. Но я и не рассчитывал на успех… Думаю, теперь можно чайку попить. Вы приглашали меня, кажется?
– В следующем месяце собираюсь нанять ребят – делать пристройку к дому. Двухэтажную. Получается так, что и не пристройка, а целый дом. А это… – Лукаев обвел рукой комнату, – как раз пристройкой станет. Я тут площадку освободил на улице… когда выпалывал траву, нашел, между прочим, казенный гребень – скольких я напричесывал им в свое время в морге. И не сосчитать! А потом на тебе, исчез, потерялся. Мне вставили по полной – советская власть все блюла, кому, как ни нам, это знать лучше, – но я так его и не нашел. Как гребень здесь очутился,