поехали в какой-то другой магазин, потому что в этом генераторов для «Нивы» не было. Когда они вернулись, Саша заменил генератор, Булат его поблагодарил, но он сказал: «Нет, я пока все не проверю, не уйду. Вам ехать, а я не хочу потом десять раз переворачиваться». Удостоверился, что все в порядке, сказал: «Все, консервируй!» – и Булат закрыл капот. Он дал Саше в полтора раза больше, чем тот попросил. Мы развернулись и поехали обратно в Москву.
И наконец едем снова: проехали кольцевую, проехали даже знакомый шиномонтаж, и началась настоящая дорога. Проехали знакомый Егорьевск, и вспомнили с Сергеем Валентиновичем, как снимали рядом главного технолога шоколадной фабрики. Проехали через Середниково, где когда-то снимали черно-белых коров, дающих органическое молоко; вспомнили, как мы заняли позицию напротив коровника, из которого после дневной дойки должны были пойти на пастбище Иволга, Кудрявка, Хозяйка, Ромашка, Фекла, Горлинка, Дыня и другие животные – у всех были имена; Сергей Валентинович снимал на долгой выдержке, и ему нужно было, чтобы коровы замерли на несколько секунд; когда стадо вышло на дорогу, то он поднял руку и сказал: «Держим, держим!» – и коровы застыли.
Булат рассказывал, что мы увидим у Димы: тот разводит мангалиц и яков, и вообще у него все, что называется, органическое и биодинамическое. Мы углубились из Гуслиц в дальнейшую Мещеру, проехали мимо больших лесных озер, затем сквозь Туму – и через пару десятков километров свернули налево, в Алексеево. Грунтовая дорога миновала разрушенные коровники и вывела в село. Димина ферма стояла за ним, окруженная березовым лесом. Это были несколько деревянных строений, загоны, обнесенные деревянными заборами и электропастухом, небольшой жилой дом посреди высокой травы, маленькие грядки, огороженные досками, несколько приоткрытых парников, кусты смородины – и пруд, сделанный из речки, с голыми, выщипанными гусями берегами. Кроме гусей на ферме жили коровы, мангалицы и черные вьетнамские свиньи, козы, яки, олени, куры, цесарки, утки, а также аляскинский маламут Тайга.
В одном из загонов между березами бродили бело-серый як и мангалицы. Это были длинные и длиннорылые свиньи с длинными ушами, покрытые длинной курчавой рыжей шерстью. Мы стояли среди них и снимали их жизнь, а Дима рассказывал про свои дела: «Самая большая проблема, ребята, – это работники. Никто не хочет заниматься обычным крестьянским трудом, даже за деньги. Узбеки есть, киргизы есть, но и те уже работать не хотят. Потому что все ищут работу типа как в „Пятерочке“: сидишь, что-то там перекладываешь, таскаешь – получил полторы тыщи и убежал. В том году у меня было три человека, а в этом только дядечка один и я, но мы стараемся кое-что автоматизировать, чтобы дурной работой не заниматься». Он был в стираной-перестираной футболке, спортивных трусах и шлепках на босу ногу. Дождь накрапывал, а потом пошел, и мы спрятались в сарае. Свиньи замерли, пережидая, прикрыли ушами глаза. Дима сказал, что