села. Рядом с аэропортом стояли законсервированные самолеты и вертолеты, которые обычно стоят забытыми на окраинах летных полей: «Это у нас как музей. А знаете, что у нас есть танколеты? „World of Tanks“ ребята-белорусы придумали, и „Белавиа“ раскрасила самолеты. Не играете? Нет? Ну и хорошо. Во всем мире миллионы играют. У меня вот, – сделал таксист грустную паузу, – семьдесят тысяч боев». И на прощание, когда мы пожелали ему удачи, сказал: «Я в Москве в молодости жил. Сначала срочную служил, потом работал. Уехал и не жалею. Остался бы – спился бы».
Когда я вышел на Белорусском вокзале из «Аэроэкспресса», то в глаза сразу бросилось, какие неровные и выщербленные в Москве бордюры, как коряво уложена плитка и до чего же много на вокзале и около него мусора: как будто люди не для себя сделали этот город.
Стамбул в сентябре 2013 года
С утра мы ходили по Бейоглу: ели вареные бараньи головы, а потом, в одном из рыбных истикляльских переулков Экин показал, где продают лучшую на его скромный поварской вкус мидие-долму. Я ел ее только холодной, но тут впервые попробовал теплую, хранимую крышкой. Потом мы переправились в Кадыкей и погрузились в него с головой – рыбное серебро, бордовые гроздья сушеных перцев, запахи кокореча и жареной хамсы, пузатые лепешки с оранжевым рассыпным сыром, канонические мезе и кебабы в сердечной «Чийе».
К вечеру мы вернулись на европейский берег. Экин повел нас к знакомому бармену в бар Peyote в паре кварталов от Истикляля. Бармен налил в стопки ракы, разбавил ее водой и накрыл анисовые туманы дольками зеленых яблок. Экин перевернул страницу моего блокнота, где накануне нарисовал мне продуктовую карту Турции, и стал писать рецепт, поясняя вслух разные тонкости. Сначала обжарить лук, потом добавить замоченный рис, жарить еще, добавить молотый душистый горошек, корицу, сахар, соль, перец, потом начинить мидии: «Много риса не клади, клади столько, сколько в ракушке мяса. Залей водой, накрой тарелкой, чтобы они не раскрылись, и вари двадцать минут. А, подожди, ты же, наверное, не знаешь, как их открывать», – и он показал мне, как и куда нужно вставлять между створками нож.
На Истикляле подростки продавали людей-пауков, бросая их в стены. Аккордеонист пел «Катюшу»; духовой оркестр украшал улицу джазом. Нарядный парень месил и тянул свою дондурму. По трамвайным путям шел человек в наушниках, и за его спиной без пользы сигналил трамвай, спускавшийся от Таксима. Наконец вагоновожатый не выдержал, скомкал какую-то бумажку и кинул тому в плечо. На Таксиме мы взяли по мокрому бургеру. Вокруг было полно полицейских. Экин показывал на деревья и рассказывал, что тут творилось весной: «Они хотели все тут вырубить, но мы им не дали».
Он повел нас в гости к своей знакомой, которая жила неподалеку, на одной из улиц, которые спускаются от Таксима к Босфору. Это была подводный фотограф. Она показывала нам сине-голубые снимки глубин, Ваня – свои фотографии