Один раз попыталась Мойше влить в рот водочки, но у того началась такая рвота, что пришлось всё перестирывать – ругалась на чём свет стоит, но больного подпаивать перестала. Скоро вселились новые жильцы в обе комнаты, и Рита вовсе притихла.
На работе у Виктора дела процветали: начальство ценило то, что машины всегда были на ходу и в исправности. Несколько раз чинил личный транспорт сотрудников – появились «леваки». Витя от денег не отказывался, зарабатывал прилично. Смог и себе машину справить. Максим переписал на друга свою поломанную «старушку». Витя её «вылечил» и стал ездить.
Два раза в неделю Витя занимался у отца Виктора, готовился к поступлению в семинарию.
Константин Сергеевич поднял дело о судимости, и там, действительно, нашёлся ряд нарушений: отсутствие договоров с водителями, неправильно составленная доверенность. Нарушения замяли, судимость сняли.
Вечерами молодые по привычке гуляли, но уже реже – дома тоже дышалось хорошо. Почти месяц Витя спокойно держался: помогали акафисты и ощущение счастья. Но с крестопоклонной потяжелело, и до Пасхи Кате два раза приходилось запирать его в бане. Весной пошёл подавать документы в семинарию, с благословения отца Виктора поступил. Катя заканчивала училище, но на работу решила не устраиваться, оказалось, что она слегка округлилась. Витя сказал: «Никакой работы». Взял отпуск, и они поехали путешествовать.
Вернулся из армии Матвей, почти сразу женился на генеральской дочери и подписал контракт на дальнейшую службу в армии, уехал с женой служить по распределению Витя возвратился со значительно округлившейся Катей, а с сентября начал учёбу.
Первые полгода совместной жизни станут для них самыми лёгкими и беззаботными. Хозяйством руководила мама Кати, денег хватало, времени друг на друга тоже, заботы не обременяли, молодость брала своё. Иногда они со смехом вспоминали знакомство, такое необычное и не предвещавшее взаимной привязанности.
– Ох, и разозлился я, когда ты впервые пришла! Мне сказали, что за рулём – женщина! А оказалось, что девчонка совсем! Я как увидел тебя, хотел просто в клочки порвать, да в форточку выбросить.
– Да уж, взгляд у тебя был злющий.
– Правда, злой? И сейчас злой?
– Что ты, давно не злой.
– Как же ты мою злобу перенесла? Я ведь просто сразу понял, что жизнь круто меняется, но цеплялся за старое. Я сам хотел решать, менять её или нет. Вот ведь дурак. И ненавидел тебя, и помер, если бы перестала приходить.
– Я так и понимала.
Витя наклонился и прошептал что-то ей на ухо – Катя густо покраснела.
– Но я тебе больше такого говорить не стану, это – единственный раз в жизни…
Учёба давалась с трудом. «Я не привык учиться. У меня мозги не ворочаются!» – стонал он постоянно, легко давались только литургика и пение, трудней всего обстояло дело с гомилетикой и богословием, даже пересдавать приходилось. Правда, благодаря напряжённой