Владимир Тизин

Кандагарский форпост


Скачать книгу

ь,

      с мирной жизнью ты ее не путай. Пролетят пейзажи как во сне, горные пустыни, перевалы, порохом пропахли на войне и машины наши, и привалы.

      ГЛАВА I

      РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА

      Как и многие другие мальчишки, в детстве я любил «играть в войну». Местом для реконструкций моих детских представлений о войне была подмосковная деревня Лапшинка. Дом, где жили моя бабушка с дедом, находился на краю деревни, там же начинался прекрасный сосновый бор туберкулезного санатория. Всякий раз, приезжая сюда на каникулы, я поднимался на чердак дома и с удовольствием перебирал все, что там хранилось: старые вещи, планшет деда, который он принес с войны, патефон, огромное количество пластинок с советскими и итальянскими песнями 30–50-х годов, большое количество художественной и медицинской литературы. После проведения очередной «ревизии» поднималась такая пыль, что я начинал чихать до тошноты. Но это никогда не останавливало меня, я стремился найти что-нибудь особенное. Кроме никому не нужных вещей, на чердаке находились запасы соли, спичек, табака и мыла, которые дед хранил на случай очередной войны. Эти стратегические резервы были бережно упакованы в пергамент. Именно здесь, на чердаке, происходила моя «реинкарнация» из мальчишки в бывалого солдата. Я переодевался в старую, драную одежду, набрасывал на плечо дедовский планшет, брал деревянный автомат и крепил к своей груди медаль «За отвагу», которую стащил из ящика в шкафу, где дед держал все самое ценное: медали, портсигар, трофейные карманные часы и бритвенные принадлежности. В этом рубище, с медалью на груди, с автоматом наперевес я старался незаметно для взрослых убежать в лес. Больше всего мне нравилось изображать партизана, который уходил от погони и отстреливался, не забывая сделать небольшой перерыв на перекус. В моем представлении партизаны должны были питаться хлебом с колбасой и непременно запивать все сгущенным молоком. Провиант, табак и папиросы, припрятанные в стратегических запасах деда, я предусмотрительно таскал потихоньку из дома. Набегавшись по лесу, я доставал портсигар, помяв папиросу, набивал ее табаком. Некоторое время я лишь имитировал курение, но детское любопытство и желание быстрее стать взрослым сделали свое недоброе дело, и однажды, я попробовал закурить по-настоящему. Меня ждало разочарование: наглотавшись табаком и едким дымом, я кашлял минут тридцать, пока моя слизистая пыталась очиститься от ядовитых газов и веществ. Однако, пройдя этот ритуал, я решил, что стал мужчиной.

      Мое детство проходило в эпоху «застоя», и жизнь, казалось, текла медленнее, чем хотелось бы. Программа «Время», которую я начал смотреть регулярно с семи лет по требованию отца, вещала нам о стабильной и спокойной жизни, где все строилось, развивалось и перевыполнялось. Казалось ничто и никто не может нарушить жизнь могучей державы под названием СССР. Когда я подрос и настало время пойти в первый класс, моя семья жила в Авиагородке аэропорта Домодедово, так как отец работал бортинженером в местном авиаотряде.

      Моя мама, Елизавета Михайловна, старалась воспитать во мне культурные и моральные принципы. У нее было хорошее «чувство языка», так называемая «врожденная грамотность», и она обожала стихи. С детства хотела стать учителем литературы. Но судьба распорядилась иначе, и Лиза окончила сначала фельдшерское училище, а затем и медицинский институт в городе Алма-Ате (Казахская ССР) по специальности зубной врач. Мама была убеждена в том, что мой вес отражает состояние моего здоровья. Потеря сыном лишнего килограмма давала повод к срочной эвакуации ребенка в детский санаторий в Расторгуево, где меня в экстренном порядке откармливали, и я переставал помещаться в ранее купленные мне вещи.

      У меня не было ни слуха, ни чувства ритма, ни голоса, но мама решила, что я должен учиться музыке. При поступлении в музыкальную школу педагог по хоровому пению попросил меня исполнить любимую песню. Я запел песню, которая, как мне казалось, раскрывает наиболее полно мои вокальные данные: «Шел отряд по берегу…». После первого куплета педагог остановил меня и, судя по гримасе на его лице, было ясно, что музыка – это не мое. Однако мою маму знали в Авиагородке как заведующую стоматологическим кабинетом местной поликлиники, а это решало все проблемы – меня приняли в музыкальную школу. Собирая волю «в кулак», я обучался игре на фортепиано, изучал сольфеджио, музлитературу и пел в хоре. Не имея никаких успехов в этой области, я все-таки окончил музыкальную школу. Впоследствии, уже в военном училище, во мне вдруг проснулась любовь к музыке, и я в свободное время переписывал от руки любимые мелодии и разучивал их на фортепиано в ленинской комнате. Когда я учился в третьем классе музыкальной школы, мама решила, что я должен стать профессиональным музыкантом. Она пригласила домой генерала из Московского Суворовского музыкального училища, чтобы прослушать меня на предмет поступления в Суворовское училище. По окончанию прослушивания генерал, не осмелившись отказать моей маме, высказал мнение, что меня можно зачислить в училище на флейту. Это было унижение, равносильное предложению танцевать в балете. Я впервые в жизни показал характер и наотрез отказался поступать в Суворовское музыкальное